И когда он провёл большим пальцем между её ног, она сорвалась, освобождение накрыло её как волна.
Войдя в неё в последний раз, Малфой замер, не отрывая взгляда от её глаз. Тонкая струйка пота блестела на его висках, с губ срывалось тяжелое дыхание. На мгновение перестав дышать, Гермиона почувствовала, как в ней разгорается важность этого момента.
Но, наконец, лёгкий намёк на истинное тепло отразился на его губах, и он отстранился от неё. Подхватив с пола свою палочку, он наложил на неё противозачаточные и очищающие чары, а затем бросил палочку на тумбочку.
Перевернувшись на спину, он смахнул с её лица волосы и поцеловал в лоб.
Не найдя, что сказать, когда острота момента уступила место шаткому покою, Гермиона забралась под одеяло. В один мимолетный, пугающий момент она подумала, не хочет ли он, чтобы она ушла, но потом он притянул её к себе, обхватив одной рукой, и Гермиона почувствовала, что впадает в неожиданное спокойствие.
***
Слабая, но навязчивая боль пульсировала в висках. Глаза Гермионы медленно открылись, и, когда она увидела незнакомую комнату, события прошедшей ночи стремительно пронеслись в памяти.
Чувство тревоги пробежало по её коже, от тепла, которое она ощущала у себя за спиной. Она осознавала, что накануне не была настолько пьяна, чтобы принимать глупые решения, но почему же мысль о том, что она переспала с Драко Малфоем, вызывала в ней такое сильное беспокойство?
Она боялась его реакции и не знала, что делать с тем, что чувствовала себя так уютно в его постели. Если уж на то пошло, ей следовало бы уйти, пока он не проснулся.
Это была всего лишь одна ночь — наверняка никто из них не предполагал, что это произойдёт на самом деле. Они были застигнуты врасплох, и всё оказалось так просто.
Но Мерлин, она до сих пор помнила, как его руки ощущались на её коже.
Осторожно заглянув за край кровати, она нашла свои трусики, но нигде не увидела ярко-красного платья. Натянув бельё под одеялом, она взяла тонкий белый джемпер, в котором он был накануне вечером. Это было лучше, чем ничего, пока она не отыщет свою палочку, и она натянула его через голову, стараясь не двигаться слишком резко.
Спустив одну ногу на пол, она села на край кровати.
— Уходишь?
Голос Малфоя, тихий и сонный, напугал её, и она повернулась к нему с широко раскрытыми глазами. Он приоткрыл глаза, невозмутимо наблюдая за ней, и она ничего не смогла прочесть по его лицу.
— Да, — пролепетала она. — Я предположила, что это может быть… к лучшему.
В течение долгого, напряжённого мгновения они смотрели друг на друга.
— Верно, — он поджал губы и перевернулся на спину. — Тогда всё в порядке. Тебе придётся вернуться в гостиную, чтобы дезаппарировать.
Он подпёр голову одной рукой и уставился в потолок, пока Гермиона колебалась.
— Ты… — наконец замялась она, краска залила её щёки, — не против?
— Как хочешь, — он сжал челюсть, а затем добавил: — Если ты хочешь уйти, то уходи.
Она вспомнила, как накануне вечером они пытались найти путь к нормальному общению, когда каждый раз, встречаясь друг с другом, в итоге срывались друг на друга. Между ними никогда не возникало никакой взаимной симпатии. Но всё же что-то в его тоне заставило её замешкаться, и, хотя она не могла этого понять, какая-то её часть не решалась оставить его.
— Я просто подумала, — пробормотала она, — что ты, возможно, не захочешь, чтобы я оставалась рядом.
Малфой издал громкий вздох.
— Я же сказал тебе: делай то, что считаешь нужным.
Его легкомысленное отношение напомнило ей о том, почему они обычно не ладили друг с другом, и в ней вспыхнуло раздражение, достаточное для того, чтобы она села в вертикальном положении и положила ладони на кровать. На периферии она уловила вспышку красного цвета и подумала, что это могло быть её платье, пока не посмотрела вниз.
И замерла.
Её сердце заколотилось, отдаваясь холодным, глухим эхом в груди.
Когда она осмелилась посмотреть в сторону Малфоя, его серые глаза были широко раскрыты и смотрели на её руку, и она не была уверена, что он дышит.
— Что, — сказал он, — это, блять, такое.
Гермиона ощутила, как она сглотнула, и с дрожью в пальцах подняла руку. Тонкая красная лента образовывала простой бант вокруг мизинца, но от неё исходил лёгкий серебристый блеск, как будто она мерцала магией. Она пригляделась, следя глазами за ленточкой, которая закручивалась вокруг пальцев, затем уходила в сторону и следовала по траектории, пока не пропала.
Она просунула палец под ленту и осторожно потянула за неё.
Кровь отхлынула от лица Малфоя, и он убрал руку из-под одеяла. Он сжал челюсть в жёсткую линию и уставился на красную ленту, обвивавшую его собственный большой палец, идущую прямо от её пальца, как будто это было безгранично оскорбительно. Он дёрнул рукой в сторону, и Гермиона почувствовала слабый рывок на своей руке.
— Что это такое, — прошептала она, хмуро глядя на него. — Если ты произнёс какое-то заклинание, или…
— Если я сделал что-то, — выдохнул он. — Зачем мне это делать?
Он схватился за свою палочку, которую бросил накануне вечером, и пробормотал под нос серию заклинаний. Он мог бы вообще ничего не говорить, лишь бы это пошло на пользу, но Гермиона почувствовала, как тошнота всерьёз забурлила у неё в животе. Желчь застряла в горле.
Вздохнув, она поднялась с кровати и нащупала свою палочку. Но с каждым заклинанием, которое она пробовала произнести, лента оказывала полное и безоговорочное сопротивление.
— Что это? — спросила она наконец, тряся рукой, как будто могла попросту сбросить её.
Малфой сел у изголовья кровати, молча смотрел на неё, а затем присмотрелся к мерцанию тонкой ленточки, намотанной на большой палец. Когда он потянул за неё, Гермиона почувствовала рывок на конце, привязанном к ней. На его лице промелькнуло недоверие.
— Это магия, Грейнджер, — сказал он наконец.
Она чувствовала себя слишком усталой и растерянной, чтобы проявлять интерес к его особой манере язвить так рано утром, и от этой мысли в ней зародился признак сожаления о том, что она так импульсивно переспала с ним прошлой ночью. Хотя это было нечто большее, чем она могла себе представить.
— Спасибо, — прошептала она, резко кивнув. — Верно, да, потому что я, чёрт возьми, не смогла догадаться об этом сама…
— Что это, блять, по-твоему, такое?
Смирение в его тоне не успокоило её нервы, поскольку они вспыхнули по всему телу, как череда тревожных звонков вдоль позвоночника. Что-то мелькнуло в глубине её сознания, когда она уставилась на красную нить, сверкающую магией и атласным блеском.
Этого не может быть. Она отказывалась в это верить. Во-первых, в этом не было никакого смысла.
— Я думаю, что это ерунда, — сказала она наконец.
— Точно, — он ухмыльнулся. — Пустяки.
Без предупреждения он встал с кровати спиной к ней, и она успела увидеть его упругую задницу, прежде чем он натянул свои брюки, снятые в прошлую ночь.
Хотя накануне она видела гораздо больше, чем его задницу, по щекам пробежала волна тепла, и она отвела взгляд. Было неприлично разглядывать его при свете дня.
— Во всяком случае, — сказала она, прижав пальцы к виску, — тогда я просто уйду отсюда.
Нагнувшись, она собрала с пола своё платье и лифчик и вышла через дверь в поисках ванной комнаты. Она почувствовала внезапное напряжение в мизинце, и красная ниточка натянулась, удерживая его в сдавленном состоянии. Гермиона замерла, глядя вниз, и резко дёрнула. Тонкая красная нить держалась крепко, и, когда она оглянулась, Малфой уставился на собственную руку, словно не зная, что с ней делать.