— Полагаю, нам придётся найти способ разорвать её.
Его взгляд метнулся к ней.
— Ты не можешь просто… разорвать её.
Так много невысказанного повисло в напряжении между ними.
— Я имею в виду, — продолжил он, и Гермиона с удивлением заметила розовый оттенок на его скулах. — Если это действительно то, чем это… может быть. Ты не можешь разрушить связь.
— Не говори мне, что ты искренне веришь в то, что мы двое — родственные души, — надулась она, не в силах выдержать его пристальный взгляд.
Вздохнув, он откинулся на спинку кресла и провёл рукой по волосам. Они оба смотрели, как красное мерцание следует за движением его руки.
— Я не знаю, — сказал он наконец. — Это одна из тех вещей, Грейнджер, когда… у нас с тобой разное воспитание. Это не оскорбление — просто правда. Я могу понять, почему тебе трудно поверить в некоторые вещи, но когда тебя с рождения воспитывают в вере в то, что нельзя разглядеть вовне…
Он поджал губы и замолчал.
— Итак, родственные души, — сказала Гермиона, аккуратно отложив вилку. — В принципе, я могу это понять. Но я не могу объяснить, как это… — она сделала жест между ними двумя, — имеет хоть какой-то смысл.
Словно это было просто, он произнёс:
— Магия, — когда его взгляд снова остановился на ней, ей потребовалось усилие, чтобы перевести дыхание. — Магия не ведает о вражде, войнах и о том, что мы выросли на противоположных сторонах. Всё, что она знает, это ты и я, и потенциал между нами.
— Потенциал.
— Совместимость, если хочешь.
— Но мы не… — она начала произносить слова, но они затихли на её губах. Под кожей вспыхнуло тепло от воспоминаний о том, что она чувствовала, оказавшись в его объятиях, соблазнённая жаром его поцелуев. — Так ты думаешь, что прошлая ночь могла… пробудить что-то.
— Я не знаю. Может быть, — он поднялся, собрал их тарелки и отправил их на волшебную мойку. Когда Гермиона встала со своего места и подошла к нему, он повернулся к ней лицом. — Я всю жизнь думал, Грейнджер, встречу ли я когда-нибудь человека, с которым мне суждено быть вместе. Причина, по которой эта концепция так плохо изучена, заключается в том, что настоящие родственные души встречаются редко. Большинство людей могут потратить всю жизнь на поиски, но так и остаться с пустыми руками.
Гермиона сомневалась, что она ещё дышит, поскольку от него исходило тепло от их близости. Если бы она действительно сосредоточилась, ей показалось бы, что она чувствует, как его сердце бьётся вокруг неё через ленту. Ей захотелось прижаться к нему, и она крепко сцепила руки.
Он понизил голос, провёл пальцами по внешней стороне её руки и сказал:
— Я никогда не думал, что испытаю нечто подобное. И если это правда, и нам с тобой каким-то образом суждено быть вместе, несмотря ни на что… Мерлин, Грейнджер, я могу только представить, как ты разочарована.
Он направился в гостиную, пока её сердце отчаянно стучало, и бросил через плечо:
— Пойдём. Мы идём в библиотеку.
***
Десять минут спустя Гермиона обнаружила, что во второй раз за это утро застыла на месте и не может подобрать слов, глядя на великолепие, представлявшее собой библиотеку Малфой-мэнора. Он притянул её к себе, вызывая у неё ощущение близости его тела к её телу, и аппарировал их обоих в поместье.
Люциус был в Азкабане, но, если повезёт, ей не придётся столкнуться и с его матерью. Она чувствовала, что от разговоров лучше пока воздержаться.
— Это потрясающе, — наконец прошептала она, оглядывая три этажа, заставленных древними книгами. Она перевела взгляд на него. — Если бы я жила здесь, я бы никогда не вышла из этой комнаты.
Малфой усмехнулся и одарил её кривой ухмылкой.
— Я редко выходил, когда рос.
Он провёл её через высокий, извилистый лабиринт стеллажей и скользнул трепетными кончиками пальцев по корешку толстой книги; Гермиона судорожно сглотнула, когда он осторожно достал её.
Она взяла книгу; она была настолько старой, что название выцвело и осталось лишь оттиском.
В ней зародилось сомнение в том, что она может найти в ней, но любопытство, как всегда, подгоняло её вперёд. Малфой выбрал с полки ещё несколько книг и повёл её в небольшой уголок для чтения. В чёрном мраморном камине потрескивал огонь, вокруг которого стояло несколько предметов мебели, выглядевших слишком уютными для холодного убранства Малфой-мэнора. Они оба устроились на чёрном диване.
— Подски, — тихо сказал Малфой, ставя стопку на журнальный столик перед диваном. Гермиона подняла бровь, но мгновение спустя в комнату заглянул домовой эльф, и на его лице расплылась широкая зубастая ухмылка.
— Да, хозяин, — провозгласил эльф, окинув её внимательным взглядом. Гермиона тепло улыбнулась Подски.
— Чайный сервиз для мисс Грейнджер и меня, если можно.
Пока он говорил, Малфой сортировал книги, за что Гермиона была ему благодарна, поскольку её рот распахнулся от его тона.
Но Подски хлопнул в ладоши и засиял. Со словами «Сию минуту!» и треском он исчез.
Гермиона переключила своё внимание на большой фолиант в своих руках. Он был старинным, написанным от руки на пожелтевшем пергаменте, и, к счастью, на английском языке. Казалось, что он был скреплён магией, и дрожь пробежала по её позвоночнику, когда она подумала о бесценных произведениях, которые наверняка окружали её.
Когда через несколько минут Подски вернулся в библиотеку с полным чайным сервизом, Гермиона улыбнулась ему.
— Большое спасибо, Подски.
Эльф задохнулся от восторга.
— Это большая честь для Подски, мисс!
Хотя Малфой и вскинул бровь при этом диалоге, его губы изогнулись в ухмылке.
— На этом пока всё, спасибо, Подски, — взмахнув рукой, Подски снова исчез, и, пока Гермиона готовила себе чашку чая, она чувствовала на себе пристальный взгляд Малфоя. — Странно, что ты не попыталась предложить ему одежду.
Краска проступила на её щеках, когда она сделала глоток чая.
— Я не делала этого со времён Хогвартса. Урок усвоен, можно сказать.
— Что же, — мягко ответил он, — тебе будет приятно узнать, что к эльфам в поместье относятся хорошо. С тех пор как мой отец попал в Азкабан, мы с матерью… изменили некоторые детали. Большая часть дома была полностью переделана.
От этой мысли её пронзила нервная дрожь. Она так долго воспринимала Малфоя как холодную, непостижимую личность, что редко задумывалась о том, как он справлялся с последствиями войны. Мерлин знал, что никто не остался невредимым.
— Я представляю, как вам было трудно, — согласилась она. — Во время войны. Когда он всё время был рядом.
Его серые глаза смотрели на неё с серьёзным выражением, в зрачках плясало пламя из камина.
— Это было ужасно.
Он потягивал свой чай, и Гермиона по напряжённому положению его плеч поняла, что он не хочет обсуждать эту тему, поэтому не стала настаивать.
Они погрузились в молчание, которое оказалось гораздо более приятным, чем Гермиона ожидала. Шелест перелистываемых страниц был единственным звуком, нарушающим тишину, пока Малфой не наклонился вперёд в своём кресле.
— Ладно, послушай, — сказал он, проводя пальцем по строчке на странице. Судя по выражению его лица, Гермиона заподозрила, что дело неладно. — Красная нить судьбы в редких случаях может проявляться физически, соединяя две души, когда они встречаются и испытывают большой выброс магической энергии. Она может растянуться или запутаться, но никогда не порвётся, — они обменялись взглядами, и Гермиона почувствовала, что холодеет при одной мысли об этом, пока он не продолжил. — Однако физическое проявление этой энергии в конце концов исчезнет.