Она добилась своего, потому что народ предпочел ее рассудительный абсолютизм ярости фракций, борющихся за власть. Никто не думал о том, чтобы позволить народу править; политика была, как всегда, соревнованием меньшинств, чтобы определить, кто должен править большинством. Половина Англии возмущалась религиозной политикой Елизаветы, почти вся Англия - ее безбрачием; но в целом народ, благодарный за низкие налоги, процветающую торговлю, внутренний порядок и продолжительный мир, отвечал на ласку, которую ему предлагала королева. Она устраивала для них зрелища и "прогрессы", слушала их без видимой скуки, участвовала в их публичных играх и сотней других способов "вылавливала души людей".13 Испанский посол, сетуя на ее протестантизм, писал Филиппу: "Она очень привязана к народу и уверена, что все они на ее стороне, что действительно так".14 Покушения на ее жизнь укрепили ее популярность и власть; даже пуритане, которых она преследовала, молились о ее безопасности, а годовщина ее воцарения стала днем национальной благодарности и праздника.
Была ли она реальной правительницей или лишь прикрытием для низшей знати Англии и меркантильной олигархии Лондона? Ее помощники, опасаясь ее вспыльчивости, часто исправляли ее ошибки в политике, а она часто исправляла их. Они говорили ей неприятные истины, давали ей свои противоречивые советы и подчинялись ее решениям; они управляли, но она управляла. "Она отдает приказы, - сообщал испанский посол, - и добивается своего так же безусловно, как и ее отец".15 Сам Сесил редко знал, какое решение она примет, и его раздражало, что она часто отвергала его кропотливые и тщательные советы. Когда он убеждал ее не заключать договора с Францией, а полагаться исключительно на поддержку протестантов, она одернула его с некоторой язвительностью: "Господин секретарь, я намерена покончить с этим делом; я выслушаю предложения французского короля. Я не собираюсь больше быть связанной с вами и вашими братьями во Христе".16
Ее государственная мудрость доводила до слез и друзей, и врагов. Она была безумно медлительна и нерешительна в определении политики, но во многих случаях ее нерешительность приносила свои плоды. Она знала, как объединить себя со временем, которое растворяет больше проблем, чем решают мужчины; ее промедление позволяло сложным факторам в ситуации сфокусироваться и проясниться. Она восхищалась легендарным философом, который, когда к нему обращались за ответом, молча произносил алфавит, прежде чем ответить. Она взяла себе за девиз Video et taceo- "Вижу и молчу". Она поняла, что в политике, как и в любви, тот, кто не колеблется, теряется. Если ее политика часто колебалась, то и факты и силы, которые нужно было взвесить, тоже. Окруженная опасностями и интригами, она прощупывала свой путь с простительной осторожностью, пробуя то один курс, то другой, не претендуя на последовательность в столь изменчивом мире. Ее колебания натолкнулись на несколько серьезных ошибок, но это позволило сохранить мир в Англии, пока она не стала достаточно сильной для войны. Унаследовав нацию, находящуюся в политическом хаосе и военном упадке, она проводила единственно возможную политику: не давала врагам Англии объединиться против нее, поощряла восстание гугенотов против французской монархии, восстание Нидерландов против Испании, восстание протестантов против шотландской королевы, слишком тесно связанной с Францией. Это была беспринципная политика, но Елизавета вместе с Макиавелли считала, что угрызения совести не становятся у правителей, ответственных за государства. Какими только средствами не придумывала ее тонкая слабость, она сохранила свою страну от иностранного господства, поддерживала мир с небольшими перерывами в течение тридцати лет и оставила Англию более богатой, чем когда-либо прежде, в материальном и умственном плане.