Эх, всё-таки лето, лучшая пора года! Приятно ехать, когда тепло. Часовые не мёрзнут, танки льдом не покрываются, солнышко светит. Раз стояли на перегоне почти час, ждали, пока путь освободиться, успели искупаться. Вода- как парное молоко, тёплая. Хорошо жить на этом свете, ребята!.. Неожиданно получаю письмо из дома. Там всё отлично. Приятно получать радостные известия. Мне завидуют хорошей завистью. Мой старик, оказывается, оказался востребован. Его тоже направляют в Россию. Он будет в каком то учебном заведении читать лекции по тактике авиации Великой войны. Возможно, что мы и встретимся…
Наш эшелон останавливается на небольшой станции, поломка паровоза. Выясняю у коменданта что будем стоять не меньше двух часов, пока его не починят. Разрешаю ребятам выйти из вагонов и размяться. Сам просто гуляю по станции. Меня привлекает огороженное колючей проволокой пространство, за которым толпятся молчаливые люди. Это переселенцы. Поляков так много, что несмотря на прошедшее с завоевания страны время их по прежнему вывозят на освоение Сибири целыми эшелонами. Подхожу поближе. Тут же возникает хмурый монах из охранных частей, но разглядев мои знаки различия СС молча отдаёт честь и исчезает в темноте. Подхожу почти вплотную: женщины, дети, старики. Мужчин не видно. Они все на стройках. Затягиваюсь сигаретой и неожиданно слышу приятный женский голос, обращающийся ко мне на ломаном русском:
— Не будет ли так любезен пан угостить сигаретой?
Молча лезу в карман кителя и достаю пачку сигарет, протягиваю через проволоку. Тонкие пальчики аккуратно извлекают одну, но я впихиваю всю пачку. Видно, что женщина молода и красива. Она торопливо кивает в знак благодарности. Зажигаю спичку и подношу к её сигарете. Та торопливо прикуривает и затянувшись отрывает свой взгляд от огня. Переводит его на мои эмблемы и вдруг глаза её округляются и она отшатывается в ужасе, разглядев мои молнии на петлицах. Но я успеваю ухватить её за рукав и не отпускаю. Откуда ни возьмись появляется давешний монах.
— Что случилось, геноссе?
— Ничего страшного. Всё нормально.
Он косится на девушку. Осветив её застывшее в ужасе лицо фонариком, затем кивает:
— Ну-ну. Только поосторожнее.
Опять уходит. Я успокаиваю её.
— Я не русский. Танкист. Немец.
Ощущаю, как та немного приходит в себя и выпускаю её рукав. Стоим оба молча и курим. Она жадно, одну за одной, я просто стою и смотрю. Она красива. Очень красива. Никогда не видел такой красоты раньше: огромные глаза, тонкие правильные черты лица. Слышу гудок нашего паровоза и неожиданно сам для себя лезу в полевую сумку, достаю блокнот и пишу свою полевую почту и имя. Протягиваю ей листок и говорю:
— Напиши, когда приедешь.
Она несмело берёт и кивает в знак согласия. Я поворачиваюсь и иду к своему составу, когда сзади доносится: "Меня зовут Ирена, Ирена Ковальска." Киваю головой, в знак того, что я услышал и исчезаю во тьме. Почему я так поступил? Знает только Бог… Мой поезд уже трогается, когда я запрыгиваю на подножку. Неизвестная мне станция. Случайная встреча. Кто знает, увидимся ли мы ещё когда-нибудь? И если увидимся, чем кончится наша встреча? Она недочеловек, я — ариец. Хотя если бы не война, мы могли бы вообще никогда не повстречаться… Поезд рассекает бескрайние просторы России, стучат колёса на стыках. Сон не приходит ко мне…
Полковник Всеволод Соколов. Октябрь 1940
Прощай, la belle France! Интересно, какой идиот догадался обозвать эти серые унылые скалы и заболоченные поля "прекрасной Францией"? Дивизия СС «Викинг» сформирована, и подготовлена самым лучшим образом, как только можно подготовить новую дивизию за четыре месяца. Конечно, немцев можно было бы надрессировать и лучше, если бы у меня и у других соратников было бы побольше времени. Но с начальством не спорят. "… Немедленно, по получении сего, прибыть в Москву, в распоряжение ГУК Дружинных частей России" — формулировка, не допускающая двусмысленных толкований…
Наш самолет медленно и неторопливо набирает высоту. Танкист спит, удобно устроившись у меня на коленях. Перед посадкой мне говорили, что коты очень плохо переносят воздушные путешествия. Но к Танкисту это не относится: после многокилометровых маршей в душном танке самолет для него — что-то вроде кошачьего рая.
В иллюминатор видно, как синхронно с нами стартуют два здоровенных двухмоторных Ме-110. Это наш конвой. Увы, военное время, и иногда отдельные сорвиголовы с британских островов прилетают чтобы сбить неповоротливый лайнер. После того, как были потеряны два пассажирских борта, Фюрер отдал приказ, чтобы впредь каждый рейсовый самолет сопровождала пара эскортников…