Он взялся за очередной баул и взвалил его на плечи. Возраст возрастом, а физический труд помогает держаться в тонусе, ещё и работая на свежем воздухе. И куда отправят эти товары? Наверняка, в Киан’Ки. Страна зажиточная, денег у них пруд пруди, и добро они такое обычно ценят. Слыхал он когда - то, что они в соленья добавляют всякие травы, для резкости вкуса. Жируют поганцы, бесятся. Тьфу. Он начал говорить, как презренные батраки. Воспитанный человек же. Интеллигент! Нечего на чужое богатство зенки вытаращивать. Вот получит он долю с разгрузки, и может неделю кости у каминов в трактирах греть. Кушать не похлёбки и всякую дрянь пить, а приобщаться к пище уважающих себя людей.
Грузчик и в самом деле засвистел шаловливую мелодию, прихлопывая по коленкам, едва ли не бросаясь в танец. За что был беспощадно покаран гоготом: - ну ты перец плешивый. Перед тобой дева моря, что ли, хвост раздвинула, что скачешь, как перегревшийся на солнце дворд?
Лицо Гюрта, скисло и превратилось в мамалыгу. Веселье, как рукой сняло. Шутника бы этого... розгами пристроить. Да как его тут? На работку то эту вшивую, по его поручительству, взяли... э эхх... жизнь жестянка.
Рука непроизвольно съехала на плешивую голову. Грузчик в очередной раз, скривился. Такими темпами скоро мышцы лица начнут болеть. Осмотрев дальнейший фронт работ, он пересчитал оставшиеся мешки.
Умение считать - великое умение. Он был ему обучен с ранних лет, и теперь спокойно считает до... много! Грузчик, выпучив бесцветные глаза, зашевелил губами, высчитывая остатки. Дерен опять его окликнул с палубы: - Поторапливайся. - Ему вторил посаженный низкий голос. Ну, раз сам капитан соизволил выйти, то нужно и впрямь заканчивать с работами. А какой вообще смысл торопиться? Все одно, только весной корабль сможет отчалить, когда море избавится от ледяных оков. Таков суровый морской закон и его знают все. Ладно. Ему не за умозаключения платят.
Проверив, плотно ли сидят смятые грязные перчатки, он глянул на этот ширпотрёб изо льна и для верности поплевал на руки. Мешков оставалось раз, два и обчёлся, вот он, кряхтя к ним, и поплёлся. И на этом этапе работ, в его ухо ворвались какие - то стоны и вопли. Всё затихло быстрее, чем Гюрт успел почесаться. Как-то не хотелось узнавать, что это было. Да и не в его принципах - лезть в чужие дела. Дольше живёхонек останешься.
Бывалый грузчик совершил пару ходок с мешками, но вскрикивания понеслись по новой. С удесятерённой силой. Пробежав глазом по прибрежной зоне, он навскидку установил место криков. Полсотни шагов от него. Там бытовала свалка всякого разного утильсырья, валявшегося за контейнерами для мусора.
Как назло, Дерен куда - то свалил, оставив его горемыку без чуткого присмотра. А над ним брало верх любопытство, и вот он уже, не заметив, очутился на полпути к той свалке. Загадочные стоны смолкли, и теперь он всерьёз беспокоился, что ему это всё только показалось. И тут он увидел оборванную ткань, валявшуюся рядом с завалами, и размазанную копоть, и человеческую ладонь, лежащую поперёк этого королевства дерьма.
Остальное было слабо видно, а подойти вплотную, грузчика очко жало. И так он зря попёрся. Уже развернувшись для обратного хода, его настигли новые ахи и охи, уже настолько явственные, что по телу пробрался мороз. Что же это такое? Да он и вправду видит человеческую ладонь перед собой. Тут и к вещунам не ходи. Что же делать? Наконец он решился и проблеял тонким голоском:
- Я, конечно, извиняюсь, если вмешиваюсь не в своё дело. Но тебе не нужна помощь? Могу и помочь, мне не сложно.
Человек услышав звуки родного языка, прекратил выть. Гюрт заметил, что его пятерня загребла камни. Грузчику отчего-то очень захотелось убежать. Куда угодно, хоть до покойной матери. Та бы по голове не погладила, за то, что непутёвый сынок ввязался в такую авантюру.
Разворотив мотки накрученной лебёдки, кучу досок и сбросив пару урн, человек появился. Предстал, так сказать, во всей красе. Мужчина. Часть его головы была видна из-за ящиков, вторая пока не вылезла из-за хлама. С видимой части сыпалась труха, бывшая некогда волосами, а с его вылезшего плеча свисали обрывки накидки, что до боли напоминала монашескую рясу (Гюрта, от вида рясы, пробрало ещё больше, чем от всего увиденного). Но раз он уже взялся за это дело, то надо было оборванцу хоть помочь подняться. Он приветственно обратился: - Доброго тебе здоровья. Давай помогу...
В ответ на его обращение, человек со звуками лопающейся мякоти поднял голову. Дальнейшее отразилось в памяти Гюрта смазанным слепком.