Последнее многозначительное покашливание предназначалось их кошелькам. Довольные покупатели ждали “справедливого” возмездия. Фернан, понимая, что доказывать правоту бесполезно, тем не менее, попытался бы внести своё веское слово, если бы не реакция Ливио. Она поставила его в тупик.
Отстёгивая тряпичный кошель от своего пояса, растянувшегося поперёк облегчённой кольчуги, охранник развязал плотно завязанные тесёмки. Отсыпав горсть монет подставившему руку мелкому, он, стиснув зубы, отчитался: - Верн в верн. Как договаривались, болезный. Тот не отреагировав на оскорбление, ссутулил худощавые плечи и махнул громиле. Они откланялись перед стражей и поспешили прочь, потому что у доблестных служителей правопорядка нехорошо блеснули глаза при виде груды верн’а’конов.
Ливио тоже не мешкал.
Он поклонился удивлённо нахмурившему брови начальнику патруля, и из его руки перекочевало ещё несколько звонких кругляшей. Начальник, разнервничавшись, собирался одёрнуть зарвавшегося взяткодателя, но граф вовремя ввернул: - За вашу доблесть и бдительность, стражи порядка. Устройте же достойный отдых себе и подчинённым. - Одобрительный ропот среди уже сдвинувших оружие стражников ознаменовал маленькую победу Фернана.
По мере удаления довольного патруля к графу приходила уверенность в нереальности происходящего. Слишком многое свалилось на них за несчастные полдня их прогулки по Миджару. Множество совпадений, никак не умещавшихся в его голове. Из ступора его вывел охранник: - Не стой столбом, черноволосый. Пора уже в путь дорогу. Я тебе тут коня притащил, так, что изволь прокатиться. Опробовать, так сказать.
- Ты сама галантность, Ливио. - Огрызнулся граф. Да, да, правда! Когда они отходили от конюшен, Ливио нашёл в стойле и сбежавшего гнедого Фернана. Крепыш, сверкая ухмылкой на пол - улицы, потрепал тогда по холке гнедого и вручил поводья графу. Их давешний приятель, глуховатый сторож пересчитывал, верны, приговаривая: - И главное, гляжу, стоит... не то чтобы красавец, но вполне годный конь! Так ещё и стоит с сумкой на крупе. Не чтобы я лазал в ней, но проверить, то стоило! В общем, я завёл его в стойло. Надеялся, что хозяин найдётся. И хозяин нашёлся! Вот и весь сказ.
Старик в тот миг ушёл восвояси, радостно, ковыляя. Такого навара ему не доводилось видеть со времён далёкой молодости. Обшарпанные тысячами тысяч ног булыжники напруженной мостовой глухо вздохнули, оставляя лишь двух людей и вновь обретённых лошадей портить их облицовку. Фернан, сияя улыбкой, протянул руку: -Ты вернул мне Двадцатого, Ливио, и к тому же с багажом. Безмерно благодарен. Ливио, отклонив рукопожатие, буркнул: - Мало ли ты кому её жал. Убери лапу, чтоб пусто тебе было. По коням. Фернан попросил его задержаться, и предложил догнать тех двух проходимцев, которые кинули их на коня Ливио и на деньги. - Чтобы всякая голь перекатная вовлекала нас в свои афёры и выходила из них, сухими из воды? По-моему, мы не имеем права спускать дело с рук! Охранник короля возразил: - Ну да, они выставили нас перед стражей, ворами купленной нами же лошади! И что? Ясен пень, что они дали немного деньжат страже, чтобы те без разбору, полезли выяснять с нами отношения. Но мы, же не можем останавливаться всякий раз, когда нас пытаются сделать идиотами! У нас, между прочим, прямой приказ короля! А деньжата не проблема. Пускай радуются, что им удалось нас облапошить. - Он зло ухмыльнулся в лицо Фернану. - Я то и сам не подарок! Взял с них втридорога за продажу моего Ливио, так что, по сути, мы ничего и не потеряли. Повторюсь ещё раз: по коням!
Они взлетели на своих верных четвероногих подручных и те поскакали, понукаемые командами своих хозяев. Грязные ошмётки летели на случайных прохожих и те бросались обоснованными ругательствами. Наконец - то последние два Сектора минули, и спутники выбрались из тесных оков хоть и такого крупного, но всё же отягощающего города, как Миджар. Их ждало приключение и его дыхание струей прохлады обдавало разгорячённые конечности.
Три пожилых матроны, неведомым образом забредшие в Сектор Развлечений, горячо обсуждали интересующую их тему. Заводилой разговора была самая высокая, сухопарая, с поджатыми губами, резко контрастировавшими с развесёлой публикой. Она судачила о чём - то со своими товарками, явно жёнушками не последних людей Миджара.