Чародейство в ней и не думало останавливаться, держась, целый день подряд, поэтому Лайре всё не было холодно. Она не смогла только достать обувь, и поэтому ей приходилось идти босой.
С узкоглаз... нет, такое название не пойдёт. За время просиживания в камере, Ветер научил её выбирать выражения, заменяя обидное прозвище на цензурное. Это называлось толерантностью, и девушка отчасти с нею соглашалась. Правда не могла уличить связь между бранной речью и простой констатацией факта (от хорошего собеседника Ветра, она почерпнула умных слов больше, чем от напыщенной наставницы Шайялы и книжек, содержание которых позабывала давным-давно). Но всё равно Лайру раздражали узкие глаза Вайтора, и она ничего не могла с этим поделать.
Короче говоря, с дэр Гратом в первый день совместной прогулки, они не общались. Беседы не клеились, парниша замкнулся в себе и только показывал глазами и жестами, куда нужно свернуть. Как он знал куда идти? Ворожея пока не задавалась целью всё вызнать, а просто плыла по течению. И на том ему спасибо, что показывает.
Они сделали всего пару перерывов на приёмы пищи, при всём притом, доедали уже на ходу. Вайтор гнал взашей, пояснив, что торопится выйти на нормальную дорогу, так называемый, большак. Там и люди появятся, и появится возможность узнать, где утеплиться и где прячутся по пути таверны. И перво-наперво, где достать коней. Они, посовещавшись с Вайтором, решили оставить коней их спасителям и Ветру. Жест был, конечно, благородный, но ножки Лайры не хрустальные, и имеют свойство уставать. Вот теперь ворожея уже жалела о своём великодушном поступке. За время отсидки она очень сильно похудели. А от переживаний она думала, что станет седой, как лунь.
Наверное, она родилась под счастливой звездой, раз сумела вырваться из наистрашнейшего места на всей известной ей земле. Какой же радостью было то, что она сумела найти общий язык с непостижимым Ветром семи дорог. Понимающий друг, даже в своём безумии, вспомнил про неё - сироту, ютящуюся, под гнетом Церкви. Так вышло, что она за него даже не волновалась: в обиду он точно себя не даст, даже с затуманенным рассудком, а тот черноволосый спаситель похоже уразумел, как с ним себя стоит вести.
Глядя в затылок Вайтору, она вновь вспомнила о посёлке, который им встретился по пути. Почему бы не зайти на огонёк к людям: одежды раздобыть, узнать окольные пути, чтобы поскорее обойти чащи и буреломы? Вот черноволосый со своими спутниками, так и решил поступить - доволочь красномордого раненного к станице, и там его откачать. На то Лайра им и завет дала, чтобы выходили больного. Нет же! Вайтор решил идти напролом весь день, проникая всё глубже в чужеродный, ненашенский лес. Конечно, всё это Лайре в диковинку, которая из природы - только одну степь и видала. Но, честно говоря, ей хотелось, хотя бы немного отдохнуть и расслабиться. Вкусить свободы, так сказать.
Под вечер они заметно замедлились. Даже неутомимый Вайтор сплоховал, начав спотыкаться. Ворожея совсем не чувствовала ног, чуть не падая оземь. Они решили расположиться на ночлег, чтобы с первыми петухами двинуть дальше. Хотелось просто выспаться.
Закат подошёл во всей красе, и смахнул остатки сереющего дня. Первого дня свободы, как бы это пафосно не звучало. Лес радовался приближению ночи, оживая трелями и ночных пташек, забывших про вылет в тёплые края. Им отвечало карканье воронья и родственных сорок, прыгавших с ветви на ветвь. Прочищая оперение, они обсуждали последние сплетни про забредших гостей.
Дятлы постарались на славу, в плодотворных поисках личинок, они выдолбили в рябине и ольхе дупла. Из этих обителей выглянули лохматые души деревьев, нелюдимо переглядываясь между собой. Души, с тревогой вслушиваясь в топот сапог дровосека, обнаружив, что тот находится в тысячах шагах от их вотчины. Они успокоились, и напоследок глянув тёмными буркалами глаз они шмыгнули обратно в лоно своих деревьев.
Побеги кустарников, семена цветов, занесённых ветрами, тихонько отрастали, погребённые под охладевшей к ним землёй. Им чудилось веяние весны, вместе с лиственной свежестью и трепетным солнышком. Одни только бледные грибы на тонких ножках, сбивались в обособленные сообщества и жались к стволам. Погань древесная, как прозывались они в народе, которой не было дела ни до чьих забот.
Ворожея, придерживалась того же мнения, пытаясь разжечь сушняк веток. Искра никак не давалась, зараза, а кресало всякий раз выпадало из рук. Она, кроме еды, взяла ещё и огниво с трутнем, и немного хвороста из-запасов черноволосого, который мог спасти в холодную зимнюю ночь.