Из оставшихся овчинного круга брынзы, десятка сушёных камбал и головки чеснока, пришлось делить равные порции. Очень хотелось, есть, но еды оставалось мало.
Природа всё так же буйствовала во всей красе, где не виднелось даже малейшего проблеска цивилизации. Вздымались армады злаковых пород, шурша головками усилиями проказливого ветра. Редкие впалые деревца, шелестели увядающими кронами, но без единого плода на ветках. Лайра и не чаяла что-то найти да умять, ибо помнила, про то, что степь не дарит съестного.
К привычному для Лайры цвету в глазах нежданно добавился новый тон. Тёмный. Ворожея сморгнула, пока не догадалась задрать голову. Там происходило неприятное творение: горизонт от краёв вёл нить черноты, закрывая небо, и окружающее стало меркнуть. Лайра припомнила, умельца с хутора года на два старше её по имени Эрис. Во времена его отрочества, дядька из большого града привёз ему набор: дощечку с узорчатыми рисунками. При её открытии, она издавала странный музыкальный звон и являла две палочки, заостренные на концах и тюбик с красящей эмульсией. Эрис взрослел и овладевал техникой рисования. Его руки творили чудеса, каких свет не видывал. Он умудрялся, на каждой гладко обтёсанной деревяшке, создавать нечто новое, верша штрих за штрихом.
Последнее из увиденных произведений Лайрой, было как раз изображение небес пред штормом, низвергающих из оскалённой пасти молнии. Как и ныне. Как и в день Сожжения хутора.
Темнота вовсю распоясалась, и девушка нежданно уразумела одно: не может быть так темно. Вдобавок пропал звук.
Примятая трава перестала шуметь под ногами, и шумы дыхания зазвучали тишиной. Степь, что странно не поспешала перекрашиваться и оставалась такой же светлой, как и при солнечном дне! Рядом радостно чирикали проносящиеся пташки и по стеблям скакали наперегонки кузнечики. Девушке стало по - настоящему страшно. Испугаться тут было с чего. Но Лайра шагала, упрямо наклонив голову, стараясь не глядеть по сторонам. Вопреки всему, ни одна капля дождя не проредила воздух.
Сознание безжалостно ломалось. Главным образом давила тишь, бесившая до изнеможения. Девушка кричала, но раскрывались лишь изогнутые губы. Безумие брало своё, каждый миг мерещилось необъяснимое.
Наконец она шагала, в кромешной темноте, стоявшей до уровня растительности. Ниже, всё та же солнечная степь. Жуть. И вдруг просвет... откуда? Взмах ресниц и день вновь зажёгся.
У Лайры изменилась тень под ногами, и девушка зашаталась. Вытянув длань перед собой, она, скривив гримасу, побежала трусцой. Набравшись храбрости, её хватило на один взгляд в высоту. Тучи опять вылились на небо сгустком сметаны. От их скопища, отделился рваный кусок, похожий на тучку. Кусок быстро набрал скорость доброго скакуна. Мгновениями позже, это полупрозрачное покрывало накрыло девушку с головой. Глаза застлал занавес, и опять спёрло дыхание. “Давай, девочка, ты можешь. Не сдавайся” - Лайра приговаривала эти нехитрые слова, как рецепт очередного гениального настоя наставницы. Не помогало.
Она плотно закрыла глаза и ударила кулаком по воздуху. Без смысла, лишь от отчаяния и ужаса. Раздался сухой скрежет (или ей показалось?), и хрустальный мир разрушился.
Прекратив нервно мусолить пальцами, воротник плаща, она решилась открыть глаза, и из её уст вылетел облегчённый вздох. Было уже за полдень, но погода оставалась всё такой же ясной.
Лайра вытерла вспотевший лоб и проверила перевязь сумы. Вроде всё закончилось. Но что, же это было? Девушка рассуждала, присев на влажную траву и поджав ноги под себя. ''Погода имеет свойство всё время меняться. Ну не так же резко, ей Богу! Всё это очень смахивает на чары. Притом запущенные на неё. Что за колдун постарался? Причём просто чтобы её припугнуть! Сначала сожжение моего хутора, теперь погодные чары. Что вообще творится?!
Замутненные зрачки девушки, долго рассматривали стебель растения. При этом она ворошила его мизинцем. Когда она вновь обрела зрительную ясность, ей открылось ранее невиданное новшество.
Привычно пустынная степь, с веками устоявшимся порядком, приняла к себе инородца. Не далее чем за сто пятьдесят шагов навскидку, появился (или же уже стоял), добротный посёлок, огороженный по своему периметру деревянным тыном из дреколья. Удивляло, что за границей ограждения, лежала стена из цельных каменных блоков, что говорило о благополучии населённого пункта и об отсталом уме строителей, вознесших два ограждения кряду. Вход в посёлок представал арочным проёмом, с древесными подпорками колоннадами, на которых были вырезаны узоры. Как и следовало ожидать, вход был открытым, но за пределами посёлка не сновало, ни единого человечишки.