— Нет! Меня запомнят как победителя! Запомнят той, кто оградила свой дом от поганого влияния человеческой заразы!
— Миллиарды людей! Вы за секунду одним решением оборвали жизни миллиардов людей. Невинных людей!
— Мне жаль лишь детей. Невинны лишь дети. Но у них у всех был шанс избежать подобной участи. Двое стандартных суток. У них у всех был выбор! Двое суток на эвакуацию, сенатор Соло… У них был выбор. И ведь вы тоже понимаете, что по вине глупости представителей вашей расы пострадали все эти люди. Не по моей вине. Нет, совсем не по моей.
— Это и … ваша раса тоже.
— Ошибка вселенной… Досадное упущение. Всего лишь мерзкая оболочка. Как вы видите, сенатор Соло, вполне поправимая ошибка.
— Эта мутация, гранд-маршал, это… чудовищно.
— Пожалуйста, не нужно всей этой пафосной патетики.
— Вы правы. Переубеждать от этого я не буду. Послезавтра состоится окончательное заседание Сената. Наше предложение еще в силе. Если все же признаете, что действовали по указанию своего императора, то Сенат согласен сохранить вам жизнь. Но остаток своих дней вы, само собой, проведете в тюрьме.
— Говорить вам снова, что Альянс не имеет права судить меня, бесполезно? Подданство Зеллы вас не беспокоит?
— После того, что вы наделали, Сенат предполагает неизбежность войны, гранд-маршал. Но если быть до конца откровенной, будь моя воля, я бы казнила вас немедленно.
— Какой войны, м? И как вы себе представляете эту войну, сенатор? Вы тешите себя несбыточными фантазиями. Сами себя обманываете, расписывая себе все возможные способы воздействия. Но… Зелла ныне недоступна. Никто не может пройти без разрешения. Наши ученые годами разрабатывали технологию Кокона и теперь все методы ведения войны стали бесполезны против нас. Устарели во всех смыслах. И… Вы так остро реагируете на смерть вашего бывшего мужа. Удивительно, сенатор Соло. Я могу показаться вам циничной, но это такое дежавю… Вы повторили его почти дословно…
— Ты! Да как ты смеешь! Убийца! Ты…
Сенатор на глазах меняла цвет лица. То бледнела, то зеленела и хватала ртом воздух. Гостья выглядела разъяренной…и разбитой. Кайло вдруг понимает, что ей очень и очень жаль эту женщину.
— Перестаньте… Надо же… При всех его недостатках… Все еще любите его? Перестаньте убиваться, сенатор. Ваш бывший муж, контрабандист и пройдоха, любитель присваивать все, что плохо лежит, он… он жив.
— Но… Как? Мои люди видели, как ты…вы проткнули его насквозь.
— Твои люди были чуть невнимательны. Впрочем, готовый вот-вот взорваться корабль отвлек бы любого.
— Слава богу! О господи… Он жив.
— Жив. Наверняка, даже здоров на все сто процентов. Гостит у самого Императора Зейну. Ему оказана огромная честь, сенатор. Но я уверена, он сейчас негодует и ищет способ сбежать. Взбешен и… и подавлен.
Сенатор за силовой преградой быстро взяла себя в руки.
— Мы могли бы… обсудить условия его освобождения, гранд-маршал. И… откуда вам вообще известно… о нашем браке?
— О, сенатор. Мне известно столько, что вы даже не подозреваете сколько. Например, о его маленьком шрамике за левым ухом. Я знаю, что он терпеть не мог ваши кулинарные эксперименты, но всегда ел их, восхваляя каждое блюдо. Потому что искренне любил вас. Даже то, что у него в юношестве было ранение в грудь обломком двигателя спидера после крупной аварии. Знаю, что у него там образовался некий потайной карман. Немаленький такой, целую ладонь можно было бы спрятать. Даже знаю, что в моменты любовной близости ваш муж рисковал, давая вам коснуться через кожу его сердца. Эта рана не смертельна. Болезненна, да. Но не смертельна. Я проткнула его мечом именно через тот карман в его теле.
— Откуда…
— Мне продолжить рассказывать? Или ты уже поняла, кто я? М?
— Не понимаю…
Сенатор действительно не понимала. Растеряла остатки своего лица как выдохнутый воздух, непонимающе смотрела на нее. Кайло уже через минуту вынужденного молчания ощутила… банальное раздражение.
— Может, если я повернусь вот так, тебе будет удобнее, — она повернула лицо так, чтобы сенатор видела только человеческую часть. — Твой муж тоже не сразу узнал. Но соображал он не в пример быстрее тебя. Намного быстрее. Ну же… Ну же, сенатор Соло. Никого не напоминаю? Ну же… Волосы покороче. Тело побольше, массивнее. Голос грубее. Ну же.
— О боже… Не может быть!
Чем больше сенатор всматривалась в нее, тем шире открывался ее рот. И чем больше шалела сенатор, тем больнее было Кайло смотреть в ответ. Ранило насквозь все, начиная от искорок неприкрытого ужаса, засверкавшего в материнских глазах до враз поглупевшего выражения лица. Было даже больно смотреть, как сложены были ее руки на груди, словно она уже обнимала потерянную дочь.
— Не может быть…. Бенджамина.
— Ну здравствуй… мама.
Это было намного хуже, чем те секунды, которые она всматривалась в глаза отца. Настолько хуже, что Кайло просто демонстративно выпрямляется, поворачиваясь всем лицом к матери и нагло выпаливает запоздалое, насквозь фальшивое приветствие. Всем своим видом изображала высокомерие, в надежде этим замаскировать тоскливую дыру в груди, возникшую при виде заблестевших капельками слез глаз.
— Не может быть… Как же так…
На шестом круге этих двух фраз жалость к матери испаряется.
Вообще исчезает.
Ей вдруг… надоело страдать. Надоело разрываться на части, выискивая хоть какие-то намеки на материнскую любовь.
— Почему же не может, мама? Чему именно ты не можешь поверить? Тому, что я все-таки жива или тому, что именно твоя дочь оказалась тем самым монстром, о котором все говорят и которого ты так мечтаешь казнить на месте?
Но сенатор так и не ответила, бормоча и неверяще шаря по ее лицу глазами. Так и сидела, прижав руки к сердцу, пока Кайло окончательно не позволяет себе разозлиться.
— Захочешь узнать что поподробнее, не стесняйся, мама. Приходи, когда приведешь мысли в порядок. Я… много могу тебе рассказать. Только постарайся прийти до моей казни. А то мертвой я мало что скажу. Охрана! Охрана!
От ее криков охранники вбежали сразу. Не раздумывая, загородили своими телами сенатора, выставив бластеры перед собой, будто она могла что-то сделать через эту силовую преграду и с литрами всяческой гадости в крови.
Кайло только гадко ухмыляется.
С этой же мерзкой улыбочкой кивает на гостью, что одним своим растерянным видом вводила в ступор охрану. Мол, уведите, а то еще удар хватит.
За жизнь сенатора отвечать она не собиралась.
Таращась в потолок, Кайло только и может, что думать о том, почему дети Зеллы до сих пор не появились и не освободили ее. Полагать о том, что ее бросили, не хотелось. Но и это нет-нет мелькало на краю сознания. О роли во всем этом фарсе принца Рейнара думать было… болезненно. Словно воткнутая в спину иголка оказалась целым копьем, смазанный ядом. Она предпочитала размышлять, станет ли сенатор делать хоть что-то для вновь найденной дочери или сделает вид, что для нее она так и останется монстром в клетке с химией вместо крови от количества медикаментов, влитых в нее за время плена.
Эта женщина пришла ровно через сутки.
Вошла с таким горделивым видом, что Кайло даже радуется ее способности носить подобные личины.
И демонстративно отворачивается сразу же.
Но едва с тихим шипением закрывается дверь, как раздается нервный вздох и голос сенатора.
— Расскажи мне…
— Что ты хочешь услышать?
Кайло даже не поворачивается, так и сидит спиной к сенатору. Ей почти все равно.
— Все… Все, что ты захочешь рассказать, Бенджамина.
Ее старое имя резало уши. Словно камнями падало на плечи, придавливая к полу. Кайло невольно повторила тяжелый вздох.
— Я помню ваши глаза. Злые, пустые. Твои и папы. Особенно последний взгляд от вас обоих перед тем как сесть в корабль и улететь прочь. Помнишь это…мама? Вы оставили меня у какого-то старика. Даже не объяснили, кто это вообще такой, почему у него. И за что. А я хорошо помню тот песок, который скрипел на зубах. Но ты можешь не отвечать. Лишь совсем недавно я узнала, что старик тот прятал у себя детей. Таких детей, как я. Прятал от ищеек Альянса. Совсем недавно я поняла, что ваш страх был не из-за меня, мама, но за меня. И лишь поэтому я тебе это все рассказываю. Хотя еще с полгодика назад я готова была лично вырезать тебе и папе сердца.