— Я не хочу обидеть тебя. Мне кажется, что когда вы все дома смеетесь, говорите об охоте, о прогулках, о разных кушаньях и прочем, — мне кажется, что вы не живете, как следует, не дышите полной грудью. У вас свой мирок, он никому не интересен, кроме вас. Жизнь идет мимо вас. Мне бывает вас жаль почему-то.
— Ты меня, бедного, совсем похоронила.
— А ты всё ж-таки уйдешь от своих, вот увидишь. Мне не удалось объяснить это тебе, другие объяснят… Вон твоя лодка. До свиданья. Напиши, когда тебя примут в комсомол!
— Эй, парень, перевези сюда лодку! — послышалось в темноте с заводского берега.
— До свиданья, сестра!
Он оттолкнул лодку руками и вскочил в нее, перепрыгнув темную полоску воды. Корма звучно хлюпнула в воде, посылая круги далеко во все стороны.
Глава девятнадцатая
Город, ставший родным, Маша встретила с волнением, как всегда после летней разлуки. Как всегда, он был весь перекопан, на улицах прокладывали под землей какие-то трубы, заново мостили разбитые мостовые, некоторые улицы асфальтировали.
Многие дома были в лесах, на других висели деревянные люльки, закрепленные где-то сверху на крыше. Девушки, сидевшие в люльках, красили стены, и это называлось «косметический ремонт». Сами девушки тоже всегда были в краске, в желтой, розовой, голубой. Дома теперь красились больше в светлые цвета, и город точно молодел.
Трудно было не любить его, город, к которому привыкла, в котором узнала столько нового. Он был знаменитый, этот город, и если жители его жили честно и хорошо, он наделял их частью своей славы, и тогда они говорили «мы ленинградцы». Эта гордость не соперничала с гордостью жителей других городов, — у каждого была своя история, свои заслуги, свое значение. И потому киевляне, москвичи, одесситы, севастопольцы и другие всегда тоже с гордостью говорили «ленинградцы». А если человек, приехавший из Ленинграда, вел себя недостойно, то они же называли его самозванцем: «ну, какой же это ленинградец!». И всё это было так потому, что в Ленинграде родилась Революция, потому что он носил имя Ленина.
И Маша была теперь ленинградка. Так её и называли летом на Украине, и теперь вот недавно, на сахарном заводе. Маша вспомнила слова дяди Пали: «В Ленинграде живете, в его городе»… Это Ленинград сделал ее сознательной, возбудил в ней священное желание — помогать родной стране, помогать партии.
Но многое в самой себе не нравилось ей попрежнему. Всё еще недостаточно организована. За всё хватается, всё хочет сделать, но нередко теряет попусту часы и целые дни. Маша вспоминала книжку детского писателя Ильина «Дело о растрате», о том, как некоторые бессмысленно расходуют одну из самых больших ценностей человеческой жизни — время. Писатель не пользовался восклицательными знаками и междометиями. Он деловито, даже сухо приводил данные, цифры, о которых мало кто задумывался. Маша ужаснулась, дочитав до конца: так обирать, грабить самое себя, как обирает она! Так расшвыривать направо и налево драгоценные минуты, часы, дни! Пропадает напрасно чуть ли не полжизни. И так жизнь человека коротенькая, совсем малюсенькая, каких-нибудь шестьдесят-семьдесят лет. А тут еще по собственной глупости…
Впервые эту мысль заронила в ней мать. Если Маша или Сева спали слишком долго, мама будила их со словами: «вставай, полжизни проспишь!». Вставать иногда не хотелось, но подгонял страх: проспать полжизни было просто обидно. Никто не предлагал ликвидировать сон начисто, а мама вечерами сама гнала детей спать. Но… проспать полжизни?
Маленькая книжка познакомила с научной организацией труда, с понятием рационализации, рационального использования своих сил, своего времени.
И сейчас, вернувшись с летних каникул, Маша размышляла о будущем учебном годе, о рационализации своей жизни, о плане. Слишком много заседают в их школе! Можно было бы заседать вдвое меньше, зато серьезней учиться, разумней отдыхать.
Маша стала обдумывать свои маршруты, выбирать пути покороче, попрямее. Она стала ходить через проходные дворы, — так скорее. Особенно раздражали ее дорожки в скверах и садах: люди на работу спешат, а тут обходи эти зигзаги, придуманные «для красоты»! И она решительно шагала по траве, протаптывая незаконные прямые тропинки.
Вот и сейчас: до начала учебного года оставалось несколько дней. Коли в городе еще не было, других ребят тоже. За эти дни надо было хорошенько продумать и подготовить всё вперед, на полгода, не меньше. Мы не формалисты, если надо — изменим план, но без него нельзя.
План основных дел на полгода вперед составлен не очень точный в смысле дней, — откуда знать заранее, что когда именно будет? Составлен также примерный план на один день, чтоб знать, на что сколько времени можно потратить. Потом, когда будет известно расписание уроков, расписание занятий кружка деткоров и других дел, — тогда из всего этого и получится реальный план. А пока это — вроде уздечки для норовистого коня, это должно вгонять в рамки ее, Машу — натуру недостаточно дисциплинированную и разумную. Не всем это надо, но ей — очень, не то она станет растратчиком своей жизни.