В первый же день Маша увидела в стороне от дачи высокую проволочную сетку, натянутую меж столбов. Из этой сетки были сплетены стены какого-то непонятного загона. Мальчишки из детдома первые нашли странную сетку и деловито принялись расплетать ее с края на проволоку. Каждый намотал себе изрядный клубок, хотя никто не понимал толком, куда эта проволока может пригодиться.
— Что тут было? — спросила Маша у мальчишек.
— Тут был собачий загон. Эти бары были охотники и собачники, у них с полсотни собак было, сторож рассказывал.
Маша взглянула на деревянный герб, украшавший ворота: хлыст и дубовая ветка! Здесь жила сумасшедшая барыня. Конечно, ведь она рассказывала, что у них было штук шестьдесят собак! Маша посмотрела за сетку и на секунду представила десятки раскрытых пастей, неистовый лай. Сколько у них выходило корму на одних собак! Маша подошла к сетке и отмотала себе проволоки, хотя положительно не знала, куда она денет ее. Остатки барской жизни разрушались, и Маша хотела делать это вместе со всеми.
Сумасшедшая барыня рассказывала, что у них была оранжерея. Найти бы ее, что это такое? Что-нибудь оранжевое? Маша ходила по саду. Росли деревья: маленькие елки с голубыми каемками на ветках, круглые липы, раскидистые яблоньки, сладко пахнувший белый жасмин. Какая это оранжерея? Что с ней делают?
Оранжереи не было нигде. Только за домом сторожа, где дали комнату Машиной маме, была странная длинная яма со стеклянной крышей. В яму вели кирпичные ступени. Маша спустилась вниз. На длинных столах-лавках стояли горшки с пересохшей землей, из которой торчали сухие палки. Здесь разводили цветы. Только зачем для этого полезли в землю, Маша понять не могла. Стёкла над кирпичной ямой были перебиты, и вообще она напоминала дом, поставленный набок: то, что в нормальных домах бывало в стенах, здесь оказалось на потолке.
— Нынче не успеем, а на будущий год разведем здесь цветы, — сказала мама пришедшей с ней учительнице, указывая на яму. — Нам оранжерея еще пригодится.
Маша очень удивилась, узнав, что это и есть оранжерея.
В детдоме кормили хорошо. Беспризорные дети, попавшие сюда, не решались уйти и потерять вкусную горячую пшенную кашу с маслом, белую булку, компот из слив. Они были сыты. Мама строго следила за кладовой. Однажды она поймала повариху на преступлении: та бросила в кашу сахарин, а сахар, отсыпав в мешочек, собиралась отнести на базар.
— Я вас увольняю сегодня же, — сказала мама твердо.
Повариха стала на колени, клялась и божилась в чем-то, но это не помогло. Такая добрая и мягкая с детьми, мама оказалась весьма суровой. Она смотрела на повариху злыми глазами, без всякого смущения. Такой ее Маша не видела никогда.
Как ни кормили детей, они продолжали попрежнему разыскивать в лесу еду, искать съедобные растения. Кучками и поодиночке бродили они по лесу, рвали с диких яблонь кислицу, ели терпкие, вяжущие язык плоды терновника. Во рту становилось тесно от одной крохотной лесной груши, — так она стягивала десны и губы. Но отказаться от поисков лесной пищи было трудно, и Маша вечно ходила с ободранными от лазанья по деревьям коленками.
Они каждый день бегали на речку. Пока малыши купались, старшие мальчишки завязывали узелки на их рубашонках и трусиках. Вылезшая из воды мокрая и дрожащая Маша долго прыгала вокруг своего бельишка, развязывая узелки. А мальчишки смеялись и кричали с берега: «Ишь, сколько у тебя сухарей! Погрызи сухарики!».
На речку ребята шли строем, а возвращались как придется. Однажды их остановили на полдороге. Взрослые люди несли кого-то в беседку. Это была девушка в мокром платье с мокрыми волосами. Люди положили на траву ее неподвижное тело и стали подымать ей руки, разводя их в стороны. Она не дышала, но люди упорствовали, они даже вспотели от этой странной работы. Их было двое: парень в расстегнутой на груди рубашке, в брюках, заправленных в сапоги, и рыбак — немолодой мужчина в парусиновой одежде.
— Утопленница, — сказал кто-то рядом. — В воду бросилась.
Люди продолжали тянуть утонувшую за руки. И вдруг вода хлынула у нее изо рта. Маша заметила, как шевельнулась нога утонувшей девушки, как засуетились люди, подкладывая ей что-то под голову. А молодой парень стал возле нее на колени и бормотал ей что-то, просил прощения.
«Он спас ее, — подумала Маша, — почему же он просит прощения?»
А он не вставал с колен и всё повторял: «Галя, Галя, прости меня, Галя! Освободи ты меня от этого греха!»
— Идите на дачу, дети, — сказала сопровождавшая ребят учительница. — Сегодня купаться никто не будет.