Дятел стучал по стволу где-то у вершины сосны. Он колотил клювом, как железным молотком, и Маша удивлялась: какая сильная шея у этой маленькой птички! Бьет и бьет без устали пернатый кузнец. Посмотришь издали, даже боязно делается: отвалится голова у дятла! Ан нет, держится, и он даже не утомился, продолжает свою работу.
А если лечь в лесу на траву и смотреть вверх, кажется: это голубое бездонное озеро, а с берегов в него смотрятся пышные кусты зелени. Над самым ухом, присев на султан конского щавеля, поет кузнечик. Пчела пролетела над головой — это с пасеки, где мы собирали подснежники.
А время летит, за весной лето, за летом осень. Легка твоя жизнь, девочка, беззаботна. Только руки набирают силу, только ноги учатся быстро носить тебя по лесу и лугу, только глаза привыкают издали замечать белый гриб под деревом да жука богомола на сухой ветке, только уши чутко ловят издалека, с полей там, внизу, под кузницей, голос Мити Дымко, ушедшего посмотреть семенной клевер: «Посыла-айте лошаде-ей! Пора!».
Маша размышляет, но мысли ее обходят главное, внимание приковано к мелочам. Вот пришла осень, осыпались листья. А Лида играет с другими. Она не сердится на Машу, просто ей ни к чему искать Машиного общества.
И снова земля в снегу, и снова книжки из библиотеки: Диккенс, Фенимор Купер, Майн Рид. Чужие имена, далекие южные страны, неизвестные звери, баобаб и кокосовые орехи… Дома на столе газеты, в которых написано о больших событиях здесь, на родине: введен нэп; Советская держава приглашена на Генуэзскую конференцию и там устояла перед натиском бывших царских кредиторов и иностранных капиталистов; создан Союз Советских Социалистических Республик; заболел Владимир Ильич — эсеровская пуля дает о себе знать… В Москве открывается XI Всероссийский съезд Советов. Родители говорят об этом, а Маша не понимает, не замечает ничего.
С утра подморозило. Маша вышла на белую улицу: всё молчало в строгой зимней красоте. Недавно она узнала из книжки, что в Китае белый цвет — это цвет траура. И понятно: зима — это сон природы, почти смерть. Зима — это неподвижность, тишина.
У серого, вымытого дождями дощатого забора стояла Лида в пальто и вязаной шапчонке. Она стояла лицом к забору и маленькие плечи ее вздрагивали. Она плакала.
Маша подошла и стала сзади, но Лида даже не обернулась. Она закрыла глаза локтем и ничего не замечала вокруг. Одна на огромной белой улице, она казалась совсем маленькой и одинокой. И Маша спросила негромко:
— Чего ты плачешь?
Лида обернулась и, не вытирая мокрого от слёз лица, сказала:
— Ленин умер.
— А почему ты плачешь? Он кто тебе был?
— Ленин, — повторила Лида.
— Я знаю…
— Ничего ты не знаешь! Ничего!
Мучительная гримаса искривила Лидино лицо. Она вдруг посмотрела на Машу, как смотрят большие на маленьких, грамотные — на неграмотных, зрячие — на слепых:
— Разве только о родственниках плачут! Он был самый главный, самый умный. Он был великий человек.
И она посмотрела куда-то вперед, сосредоточенно сощурив глаза, будто стараясь понять, как же это возможно, что Ленина больше нет.
Маша стояла, полуоткрыв рот, покраснев от неловкости и стыда. Не у Лиды, у всех горе. И только она дуреха, одна она ничего не поняла толком. Она же слышала прежде это имя от матери, отца. К Ленину шел Замалтын с письмом. Ленин первый научил людей сделать так, чтоб была советская власть.
Теперь понятно, почему Лида не хотела быть с Машей…
Она ходила по улицам поселка и смотрела, как женщины молча пришивали к праздничным красным флагам черную кайму. На «Невском» был вывешен траурный плакат с известием о смерти Ленина, сверху — его портрет в черной рамке. Здесь не было заводских труб, не слышно было гудков, но горе чувствовали все. Двоих из коллектива зоотехникума, кузнеца и студента, комиссар отправил в Москву, чтобы они за всех попрощались с вождем.
Маша не посещала школы, но и она узнала от Клавы, что в школе организован отряд юных ленинцев-спартаковцев, им всем выданы красные галстуки. Машу туда не записали. С нескрываемой завистью рассматривала она галстук, выданный Клаве; организатор отряда — учительница школы — еще не знала, что галстук должен быть треугольным, и повязала на шею школьникам-пионерам широкие красные ленты.
В клубе состоялся вечер памяти Ленина. Вход был свободный для всех, а так как поместиться в маленьком зале всем сразу было невозможно, в афише говорилось, что для детей вечер состоится на другой день.