И она показала, как надо положить руки, когда несешь знамя.
Зайченко, подмигивая товарищам, забрался на стол. Такого еще в классе не было. Интересно, что дальше.
— Он — знаменосец! — ткнула учительница пальцем в Зайченко. — Рисуйте его.
— Мы не умеем… — послышался чей-то робкий голос.
— Неважно. Рисуйте, как умеете. Руки, ноги, что ж тут трудного?
В классе стал нарастать шум. Кто пытался рисовать, кто переговаривался со стоящим на столе Зайченко, кто кидал в него бумажками. Зайченко вертелся во все стороны и не имел ни малейшего сходства со знаменосцем.
— Что вы кричите! Почему вы не рисуете? — спрашивала учительница всех сразу. Ребята отвечали хором. Стоял галдеж, можно было расслышать только отдельные фразы:
— Не выходит!
— Нас никто не учил!
— Какой же знаменосец без знамени!
Учительница раздражалась всё больше. Она почти не менялась в лице, но голос ее становился всё тоньше, всё противней:
— Ах, вам знамя надо? Получите!
Она схватила стоявшую в углу швабру и сунула ее в руки Зайченко. Какую-то секунду паренек постоял неподвижно с поднятой шваброй в руках, но затем быстро опустил ее:
— Не буду стоять со шваброй.
А Коля Сорокин крикнул:
— Нечего смеяться над нашими знаменосцами.
Маша смотрела на странную учительницу и сомневалась: учительница ли это? Зачем это она придумала такое — ставить на стол, валять дурака?
Зазвенел звонок. Это был последний урок, все облегченно вздохнули и схватились за сумки. Но «учительница» закрыла дверь:
— Оставляю весь класс на два часа. В наказание.
Поднялся шум. Никто не чувствовал себя виноватым. А время потекло медленно, скучно. Вера Ильина вынула тетрадку по географии и стала рисовать заданное на дом — гору в разрезе, низменности и возвышенности.
Через два часа всех отпустили, но домой побежали немногие. Ребята сбились в кучку и пошли к директору.
Директор выслушал их внимательно.
— Хорошо, мы разберемся, — сказал он. — А вот почему у вас в классе на многих уроках — базар, почему дисциплина никуда не годится? За это вы отвечаете, активисты. Пора уже набираться ума, помогать учителям, а не мешать им. Я жду, что вы примете серьезные меры. Подумайте-ка вместе с воспитателем. Скоро Октябрьский праздник, многих из вас в пионеры принимать будут. Вот и покажите делом, что вы не болтуны.
На другой день воспитатель остался после уроков побеседовать с активом. Он не предложил никакого готового решения. Он стал спрашивать, какие предложения у ребят.
— У нас больше всего болтают на уроках подруги да друзья-приятели, — сказала Маша. — Что бы такое придумать? Рассадить их, что ли?
— Если уж говорить начистоту, так не в этом дело, — мрачно ответил Сорокин. — Сама знаешь, в чем.
— А в чем? Ты скажи прямо.
— А в том, что некоторые девчонки воображают. Придумали себе деление — девочки, мальчики. Что у нас, равенства нет? Отгораживаются, чтобы вести свои мещанские разговоры да стишки писать в альбомчики.
— А ты не отгораживаешься? Ты не отгораживаешься? — набросилась на него Маша. — Сам интересные книги читает, а дать не даст. Сколько раз просила.
— Пойди и возьми в библиотеке. Вот тоже!
Он знал, что в библиотеке за хорошей книгой — очередь, но формально был прав.
— Так что же делать будем, ребята? — повторил свой вопрос Петр Николаевич.
— Пересадить надо всех по-другому. Бузил рассадить, — ответил Сорокин.
— Тут надо о каждом подумать, — снова вступила Маша. — Если девочка тихая, — посадить рядом с бузотером, пусть воспитывает. А если болтунья, — посадить с дисциплинированным парнем.
— А не будут наши дисциплинированные сами портиться от такого соседства? — спросила Вера Ильина.
— Ты что, не веришь, что в нашем классе можно наладить дисциплину? — серьезно спросил ее Сорокин. — Самим нам надо поменьше бузить. Какие мы пионеры после этого, если боимся, что бузотеры плохо повлияют на нас? И всё равно они и так в классе, и влияют. Вопрос, кто кого.
— А вообще со всеми нами случается, — у нас вполне хороших нет, — ответила задумчиво Маша. — Но надо постараться.
Петр Николаевич вместе со своими добровольными помощниками просмотрел список и записал, кого с кем посадить. Он читал фамилию, а неразговорчивый староста — Ершов — коротко определял степень дисциплинированности. Он говорил лаконично: «бузила» или «порядочный человек», или «серединка на половинку». Когда подошла фамилия Сорокина, Ершов заявил:
— Самый завзятый бузотер…