Нынче все стали говорить о земле. Примолкнув среди самых горячих споров, люди с завистью глядят на крестьянский воз, груженный хлебом. Даже женщины могут, внезапно бросив работу, долго смотреть вслед огромной телеге с сеном.
Дядя Менаше позавчера, стукнув себя рукой по лбу, потребовал, чтобы ему объяснили, откуда у евреев теперь такая тяга к земле.
Земли Каминер еще не достал, и он очень сердит. Сегодня, однако, он приехал из губернии повеселевшим. Он даже посидел у нас на завалинке.
Шоссе было пустынно. Ветер налетал порывами, неся с собой высохшие листья и смешивая их с соломой и навозом на шоссе. Как обычно, люди к вечеру собрались у нас под навесом. Сидели на завалинке, на земле, курили, нюхали табак, задирали головы, следя за цепочками отлетающих аистов, прислушивались к крикам диких гусей в небе.
Всем вдруг перестало нравиться наше местечко. Его стали теперь называть не иначе, как захолустье. А отец Сролика Вениамин обозвал его даже могилой.
— Ну, все толкуете? — еще издали крикнул Каминер. Руки у него, как всегда, были в карманах, голова вскинута, точно он собирался с кем-то спорить.
Как только Каминер приблизился, все смолкли. Одни старательно глядели в землю, другие покашливали, третьи смотрели на тучу, с одного края черную, с другого красную, неподвижно повисшую над низкими домами.
— Зима идет, — начал вдруг ни с того ни с сего Фроим Котух и, как если бы уже было холодно, поежился и спрятал руки в рукава. — Кажется, сегодня будет дождь.
И, словно обеспокоенные этим сообщением, собравшиеся задрали головы к туче, где среди разодранных ее кусков уже показались звезды.
— Вы, оказывается, толкуете о погоде? — Каминер, опершись головой о руку, вытянулся на завалинке во весь рост так, что свет только что вспыхнувшего окна упал на его грязные сапоги с ушками по бокам. — Вам уже не нравится местечко?
— Да ведь дожили… Ходим без дела, — сказал Котух, не глядя на председателя Совета.
— Вот это настоящий разговор!
— Говорят, — набрался духу Вениамин, — люди кое-где уже перестали страдать.
— Кто это говорит?
— Народ.
— Какой народ?
— Народ. — Вениамин на всякий случай отодвинулся подальше. — В больших городах, товарищ председатель, люди уже имеют работу.
— Товарищ председатель не любит, когда попусту треплют языком. В городе еще тоже немало безработных.
— Но ведь народ ездит туда?
— И что же? — опять спокойно сказал Каминер. — Ищут. Если б мы раньше добыли земли… Или если б у нас было несколько фабрик…
— Да уж видели мы эти фабрики, — не дал ему договорить Фроим.
— Вот как? Уже видел, умник ты этакий! Ты пока видел только дым от фабрики. Правда, и с фабрикой было бы немало горя. Бедны мы еще — мало стульев покупают.
— Почему же, товарищ председатель, нас на землю не посылают?
— Моя фамилия Каминер!
— Газеты пишут… — не отстает от него Фроим. — В газетах есть…
— Ты уже и газеты читаешь? — говорит довольный Бечек. — Вранье это! В газетах еще пока ничего не пишут. Но все же мы отправимся на землю, Фроим. Я вместе с Ищенко уже несколько раз ездил в губернию. Ждем со дня на день. Думаю, вскоре мы сможем послать несколько десятков семей.
— Да ведь все обещают. Конечно, если бы Ленин знал! Набрался бы кто-нибудь ума да написал ему… Только нас постигло такое несчастье…
— Ну, чего вы хотите? Ведь нельзя все сразу! — Каминер садится. — Вот смотрите! — Он показывает рукой на жалкие домишки, сбившиеся в кучу, на нищие лавчонки, на тусклый фонарь, к которому как раз сейчас сторож приставил лестницу, чтобы зажечь огонь. — У нас пятьсот восемнадцать семей. Из них сто сорок восемь — портные, сапожники, жестянщики, шорники, кожевники, кузнецы, бондари, маляры, столяры…
— Переплетчики, извозчики… — не удержался я.
— Заготовщики, плотники, — продолжает Каминер. — И более двухсот семей лавочников и всяких бедняков, которые вообще ни к чему не приспособлены. Невозможно для всех сразу найти работу… Скажи вот ты, Вениамин, у тебя, кажется, домик?
— Да, товарищ Каминер.
— Собственный?
— Свой.
— Сам строил?
— Сам.
— А у вас, Фроим?
— Тоже.
— Вспомните, как вы строили свои домишки. Вероятно, не раз глаза на лоб лезли, покуда обзавелись своим домом: то не хватало лесу, то кирпича на печку. И строили-то вы всего лишь один домик. А мы закладываем фундамент для целой страны, — загремел Каминер, — чтобы всем таким труженикам, как вы, было в нем хорошо. Как же вы требуете, чтобы все вам было сразу, чтобы нигде не протекало, не продувало?!