– Послушай, Николка, ты ведь поумнел совсем недавно, сам-то как думаешь, что с тобой случилось? – заинтересованно спросил он.
– Не знаю, ваша милость, уже говорил не один раз, что все само собой произошло, просто проснулся одним днем, и все ясно и понятно стало.
– Ну что же, одним так одним, – согласился Вершинин, – интересно мне, что из тебя получиться может, так что с завтрашнего дня начнешь учиться, посмотрим, может, помощник Карлу Францевичу будет. Ну а не получится, поедешь вновь в Чугуево, коров пасти. И смотри, без шалостей, а то быстро розги на конюшне отведаешь.
На этом разговор закончился, и Николка был отпущен к себе.
Во флигеле сегодня было шумно. Горело несколько свечей, за столом сидели здоровые плотные мужики – охрана Вершинина.
Увидев его, они завопили:
– Ого, вот это дурачок, да тебя, хлопец, впору к нам в охрану брать. Такие люди нам нужны.
Николка стоял, не зная, что сказать. Но тут старший, черноволосый, мужик, похожий на цыгана, с хищным лицом, в котором было что-то ястребиное, похлопал по лавке.
– Садись, паренек, вот тут общество интересуется, как это у тебя получилось поумнеть. Может, расскажешь чего. А-то мы тута в догадках все извелись.
Юноша послушно сел на лавку, и все взгляды устремились к нему.
– Да не знаю я, – сказал он, – уже сколько меня спрашивали, за три месяца надоело отвечать. Всем одно и то же говорю: в одно утро проснулся, и всё ясно и понятно, а прошлая жизнь, как картинки, мелькает, да и не помню больше ничего.
– Слушай, сёдни Аленка заполошная бегала, кричала, что барышня решила тебя хранцузскому языку учить, а ты его вмиг превзошел, точно ли это, не врет девка?
– Да ничего я не превзошел, – покраснев, сказал Николка, – ну выучил буквы, да несколько слов, вот и всё.
– Ой, паря, что-то ты темнишь, кривды какие-то сочиняешь. Скажешь, что и к барину тебя нынче не звали? – сказал один из мужиков. – А говорят, что ты ему уже книгу на французском языке всю как есть прочитал. А он сегодня от любопытства даже в бане не задержался.
Тут все сдержанно засмеялись, с явным оттенком зависти. Конечно, любой из них тоже с удовольствием задержался бы в бане с красавицей Феклой. Когда же народ услышал, что барин освободил Николку от обязанностей посыльного, и это дело остается за Лешкой, за столом наступило озадаченное молчание.
– Чем же ты барина взял, а, Николка? – раздался вопрос одного из сидевших там.
– Не знаю, – ответил парень. – Илья Игнатьевич сказали, что я должен буду учиться всему, что он скажет, а потом он уже решит, куда меня поставить.
– Да-а, паря, – задумчиво протянул мужик, первым пригласивший его за стол, – интересные дела у нас творятся, ты случаем глаза отводить не могешь? Может, ты барину голову задурил?
– А ты у него сам спроси, – ответил Николка, которому надоели подколки охраны.
– Робя, вы гляньте, – возмутился старший, – у самого на губах молоко не обсохло, а уже грубит, нарывается.
И хотел дать подзатыльник несостоявшемуся казачку.
Каким-то десятым чувством Николка отклонился в сторону и, неожиданно для самого себя, схватил пролетевшую рядом с левым ухом руку и припечатал нападавшего лицом в стол.
Тот попытался дернуться, но Николка держал крепко, и он застучал свободной рукой по столу и что-то невнятно бубнил в столешницу. Окружающие, вначале оторопев, молча смотрели на случившееся, потом за столом начали раздаваться смешки, перешедшие в хохот.
– Эй, Ефим, – кричали мужики, – как это тебя дитенок вчерашний побил.
Николка отпустил припертого к столу старшего, и тот сел, нянча свою руку, на которой были видны следы пальцев Николки.
– Ну ты и здоров, – выдохнул Ефим, – я уж думал, мне сейчас руку сломаешь, ты, парень, силы, что ли, своей не знаешь, поосторожней надо. Из-за подзатыльника так разбушевался.
Но Николка, несмотря на то что Ефим делал вид, что ничего особенного не случилось, ясно понимал, что приобрел в имении первого врага.
После этого события разговор сам собой потихоньку прекратился. Ефим сидел злой и только зыркал на всех исподлобья. Поэтому все были напряжены и быстро улеглись спать.
А утром Николка уже забыл о вчерашней неприятности. Ведь его сегодня ждала настоящая учеба. Впервые он понял ее притягательность, еще когда постигал таинство чтения с отцом Василием, когда непонятные и странные закорючки и палочки вдруг начали складываться в слова и предложения. Это было так увлекательно, что Николка сидел бы день и ночь за книгами, но надо было работать. И вот сейчас по капризу барина он сможет учиться! Когда он шел в барский особняк, его переполняло удивительное чувство восторга и страха, и он не понимал, чего испытывал больше.