Таким же наивным предстает Алеша и в другой ситуации: он сразу поверил словам бонны, что за собранные сто почтовых марок сможет получить в награду дорогой сервиз или живого китайчонка.
«И вот опять ночь. Все в доме спят. Темно. Помигивает лампадка перед старинным черным киотом. По серому ночному потолку бегут белые бледные блики — то ли карета проехала на той стороне Фонтанки, то ли луна пробирается сквозь волнистые туманы, то ли ветер раскачивает где-то у Египетских бань газовый фонарь.
А ты свернулся калачиком и все об одном: «Сервиз или китайчонок?»
Каким контрастом этой уютной ночной тишине оказывается начинающийся день! Он не только разбивает Алеше мечты, но и заставляет его увидеть, как за пределами обеспеченного дома жизнь приносит другим людям боль, нищету, страдания («Сто почтовых марок»).
Еще один случай, относящийся ко времени первой мировой войны, оставил глубокий след в душе героя. В рассказе «Маленький офицер» Пантелеев передает настроение таких же, как Алеша, не знавших жизни мальчиков, охваченных желанием бежать на фронт. Какая ирония звучит в авторском голосе: оказывается, Алеша давно бы побежал, если бы не одна помеха — стеснялся расспрашивать по пути, где этот фронт находился.
Внимание автора больше всего сосредоточено на отце Алеши. Он появляется в момент необычайного возбуждения сына, потрясенного встречей с раненным мальчиком-офицером. Мало того, что на мальчишке светло-серого сукна офицерская шинель. «… Самое удивительное, даже почти волшебное: на груди у мальчика повис и слегка покачивается — офицерский Георгиевский крест на черно-оранжевой георгиевской ленточке». Чувствуя себя ничтожеством в коротеньких штанишках и в синей матросской курточке, с трепетом смотрит Алеша на героя, стоящего на костылях у стены Гостиного двора, в то время как окружающие его и умиленные до слез барыньки бросают и бросают ему деньги в уже наполненную до краев фуражку.
Восторженное повествование Алеши о маленьком герое встречает насмешливо-ироническую реакцию отца. На ошеломленного Алешу обрушиваются страшные слова: «Стрелок он, а не герой, этот твой подпоручик». И чтобы окончательно рассеять иллюзии сына, который хватается за эти слова: «Ведь все-таки, значит, он стгелял?» — отец без всякого снисхождения объясняет: «Да. Стрелял. Только не из ружья.
<…>
Стрелками называют мазуриков, обманщиков. Это нищие, которые притворяются калеками, чтобы разжалобить баб». Вынести такое Алеше не под силу: какой-то идеал, какая-то мечта рушатся в его сердце.
Знаменателен последующий разговор отца и сына. Им обоим неловко: отцу — от того, что он готов из жалости к сыну сделать вид, будто поверил в его героя, Алеше — от сознания того, каким нелепым он был в своем отчаянном, яростном споре с отцом. Эта неловкость проявляется и в той кривоватой усмешке, какой обмениваются они друг с другом, и в том, как, разговаривая, отец смотрит куда-то в сторону, а Алеша, опустив голову, старательно выковыривает ногтем канцелярскую кнопку из сукна на столе.
Неожиданно возникает серьезный, значительный разговор. Несколько вопросов и ответов — и отец с повеселевшими, заблестевшими глазами говорит сыну о самом главном, о том, что отличает настоящего человека чести он «христарадничать не станет. Даже если ему и очень худо придется». и хотя отец не произносит здесь слов «достоинство», «порядочность», «совесть», эти высокие понятия незримо присутствуют в том, какими мерками он учит сына поверять жизнь и людей.
В памяти и в сердце Алеши останется не только урок, полученный от отца. Навсегда сохранится воспоминание о той душевной близости, о том большом чувстве, какие объединили их тогда — взрослого и маленького, отца и сына.
Четыре рассказа описывают реально существовавших людей в их реальных взаимоотношениях. Изображенный мир ограничен кругом одной небольшой семьи. Замечательны эти произведения тем, что жизненный материал предстает в формах высокого по мастерству художественного обобщения. Из рассказов «Дом у Египетского моста» возникает много существенных, значимых представлений об атмосфере семейной и общественной жизни кануна и начала первой мировой войны.
…Была у Алеши Еремеева с самого раннего детства настоящая страсть, за которую брат и сестра дали ему прозвище Книжный шкаф. Вообще все, что имело хоть какое-нибудь отношение к чтению, письму — даже тетрадки, карандаши, линейки, резинки, перья, — вызывало жадный интерес.