Упоминание имени Питера больно задело обоих, но Эд знал, что он должен сказать это ради ее же блага. Однако Пакстон настаивала.
— Некоторые и помоложе меня едут туда, чтобы быть убитыми…
— Этого ты хочешь? — Эд спросил, и на глаза его навернулись слезы. — Умереть там, где умер Питер? Это твой долг перед ним? Это все, что ты можешь в жизни, Пакстон? Я знаю, как больно вам, молодым, сейчас. Вы думаете, что вся Америка летит к чертовой матери, но я не уверен, что вы правы. И ехать в Сайгон за смертью — это не протест.
— Я хочу сказать людям правду, какой бы она ни была. Я сама хочу понять, что там происходит, без того, что мне подсовывают в вечерних газетах. Мне надоело, я устала сидеть в библиотеке, в тепле и покое, готовясь провести остаток жизни за книгами о том, как живут и умирают другие.
— Значит, ты сама хочешь умереть? — Он пытался как-то повлиять на нее.
— Нет, я хочу правды. А вы? Неужели вы не хотите узнать, почему погиб Питер? Однажды мы уберемся из Вьетнама, а сейчас я хочу знать, почему мы до сих пор там. Если на то пошло, то лучше поеду туда я, а не усталая репортерша с затасканными политическими убеждениями… Я не хочу умереть, но если я умру, это будет во имя добра, правды.
— Пакстон. — Он покачал головой. — Ничто не стоит жизни. Ничто не стоило смерти Питера. Эта война не стоит твоей жизни. Я был не прав. Это не наше дело, не наша земля.
Мы обречены. Рано или поздно мы проиграем. Мне хотелось бы увидеть наше поражение. Никогда не думал, что смогу сказать такое. На днях я встречался с министром обороны Кларком Клиффордом, он окончательно убедил меня. Если тебе нужны факты, пойди поговори с ним. Я дам тебе работу где захочешь, но здесь, в Штатах. Информацию ты найдешь и здесь, но во Вьетнам ты не поедешь. Если что случится с тобой, я не переживу этого. Мы должны беречь друг друга в память о Питере. И ты должна, Пакстон. — Он строго посмотрел на девушку, но, похоже, уговоры на нее не действовали.
— Я должна больше. — Она опустила глаза, она сказала это человеку, который был отцом Питера, который мог стать ее свекром, но уже никогда им не станет. — И вы тоже, мистер Вильсон. — Пакстон поднялась, она приняла решение. — Я не буду отсиживаться здесь, пока кто-то за меня ищет ответы. Я поеду. Не важно, пошлете меня туда вы или кто-то другой. На худой конец, поеду сама и буду присылать сюда репортажи.
Может, найдутся те, кому это будет нужно.
— Пакстон, я… — Эд встал, пристально посмотрел на девушку и коснулся ее плеча.
— Я должна.
Он стоял и смотрел на нее. Пакстон все та же девушка, которая должна была стать женой его сына, но она повзрослела.
Разочарование, боль потери, страдание стали вехами ее роста.
— Позволь еще раз поговорить с тобой. Ты можешь подождать. Подумай полгода. Тогда мы поедем вместе. — В его голосе звучала надежда.
— Нет, нас обманывают. Я сейчас хочу узнать все сама.
— Пакстон, ты не знаешь, что значит быть корреспондентом в таком месте, как Вьетнам. Ты не понимаешь, что это значит: получить командировку туда. Для этого нужны годы и опыт.
Пакстон печально улыбнулась.
— А вот чтобы посылать наших парней на смерть, годы не нужны. Их просто грузят на корабли и везут умирать. Я готова, мистер Вильсон, я знаю. — Она переубедила Вильсона-журналиста, оставалось убедить Вильсона-отца, который был готов сделать все, чтобы остановить ее. — Вы поможете мне? — Она смотрела ему в глаза, в глаза, в которых стояли слезы.
Не может он послать Пакстон туда, где погиб его сын, не имеет права. Но если не он, то кто-то другой пошлет ее в район боевых действий, а может, и на смерть. А он может защитить ее, уберечь.
— Хорошо, я согласен. Но ты должна будешь делать только то, что скажем тебе мы, и точно следовать директивам.
Впервые за все последние месяцы Пакстон почувствовала себя счастливой, она добилась своего.
— Ты меня поняла? — Эд говорил с нею, как с капризным ребенком, которому позволили войти в герцогские владения, но при одном условии… — Ни загородных вечеринок, ни демонстраций новых коллекций одежды… ясно?
Пакстон рассмеялась. Не похоже было, чтобы речь шла об отъезде новоиспеченной журналистки в Сайгон.
— А ты это серьезно? Может, мне все же стоит попробовать отговорить тебя.
Пакстон покачала головой. Эд тяжело опустился в кресло, он проиграл. Лицо Пакстон просияло. Она знала, что должна это сделать, впервые за долгое время она поверила в себя. Но счастлива ли она?
— Я обещаю, что это будет хорошая работа.
В глубине души Эд ее понимал и по-своему радовался за нее. И все же он предпочел бы, чтобы причиной радости Пакстон был симпатичный парень, с которым она бы познакомилась.
Это было бы куда более безопасно.
— Меня не волнует качество твоей работы. Меня волнует твоя жизнь, — оборвал он ее. — Позаботься о ней, пожалуйста. — Он провел рукой по седым волосам — жест Питера. Та же линия лба, то же лицо, глаза. Он посмотрел на Пакстон, в его глазах был страх.
«Господи, что скажет Марджори…» — Я совсем забыл сказать о Габби… Габби вчера родила мальчика. Его назвали Питер.
Пакси радовалась за нее. Жизнь за жизнь. В то время, когда не стало Роберта Кеннеди, на свет появился малыш Габби, принеся в этот мир новую надежду. Души свободны, их воплощение не предугадать, но всегда на смену одной мечте приходит другая. Это магия. Это жизнь.
— Я рада за них. Габби в порядке?