Девочка-подросток, когда-то брошенная своей матерью ради чужого мужчины, в ней до сих пор страдала.
Я подхватил птичку на руки, уселся в кресло-качалку сам, уместив ее сверху. Крепко обнимал, утешая. Постепенно она задремала, затихнув в моих руках.
Не смог бы я ее оставить сейчас и улететь. Даже если бы захотел.
Спустя три дня встревоженная Аделин впорхнула в дом без стука. Днем я не запирал засов, не видел в этом необходимости.
– Ссашшин!
Я едва успел намотать полотенце вокруг бедер, заслышав шаги. Занимался водными процедурами после тренировки.
– Птичка, тебя не учили стучаться? – Не удержавшись, я сложил губы в коварную ухмылку. – Я мог быть голый, – сделал акцент на последнем слове и поднял брови.
Затем наслаждался тем, как румянец заливает бледную кожу птахи. Но теперь был мой черед удивляться.
– Не думал, что я на это и рассчитывала? – с вызовом дерзкая птичка смотрела мне прямо в глаза, делая шаги навстречу.
Я больше не смог сдержать охотника внутри себя. И издав рык, притянул птаху, смял ее нежные губы своими, пробуя на вкус.
Я рассчитывал на бурное сопротивление, но вместо этого Аделин запустила пальцы в мои волосы, притягивая ближе к себе. Разомкнула губы, впуская меня. Ни о чем больше не думая, я просто брал то, что хотел. Настойчиво, глубоко. Жадно впитывал ее аромат и дыхание, убеждаясь в тяге к ней.
С некоторым разочарованием я констатировал, что не ощущал в ней «свою» женщину. По природе, сложив все сигналы от органов осязания, шайрас должен понять: она твоя… Этот механизм помогает выбрать партнера максимально подходящего генетически, что обуславливает и сексуальное влечение между особями, и воспроизводство здорового потомства. Вероятно, мы не так хорошо подходили друг к другу. Или дело в том, что мой нос так и не мог в нужной мере считывать информацию…
Но птичка все же была хороша и безумно притягательна для меня.
Оторвавшись от ее вкусного рта, я в лоб спросил:
– У тебя были мужчины, Аделин?
Мой вопрос заставил ее задохнуться.
– Не твое дело, шайрас, – отшила она меня, быстро собравшись. Золотистые глаза грозно сверкали.
Будь на моем месте другой, точно бы сдал назад.
– Ты, наверно, не представляешь, девочка, как действуешь на меня, – низко загудел я, снова склонив голову к ней. А ее маленькую ручку прижал плотно к полотенцу в районе паховых пластин, которые мне пришлось раздвинуть.
– О-о-о, – одновременно округлив рот и глаза, любопытная птаха сжала пальцы, заставив меня сдавленно зашипеть.
Я ожидал чего угодно. Что она возмутится, испуганно отдернет руку. Или справедливо вмажет по моей наглой роже. Но никак не того, что стану объектом пристального изучения.
Я точно сошел с ума. Или мой организм просто требовал разрядки?
Нет. Не то. Я хотел именно эту несносную девчонку, забывшую о смущении. Занятую тем, что своей ладошкой продолжала водить рукой вверх и вниз по моему весьма напряженному достоинству.
С сожалением я отлепил птичку от себя и мягко вытолкнул за дверь, сначала гигиенической комнаты, а затем и спальни. Целомудренно коснулся губами ее лба, пообещав, что вернусь через десять минут. И с целью отвлечь Аделин от мыслей о прерванном занятии на какое-то время, попросил ее заварить чай. А я смогу привести себя в надлежащий вид. Мне самому требовалось остыть. Перед глазами так и стояли картины, как я поднимаю ее за аппетитный зад и насаживаю на себя. Так. Вот кому необходимо было переключиться.
«Набросился на девчонку, сам как подросток», – ругал я себя, возвращаясь в ванную.
Оперевшись на раковину руками, я смотрел, почти не видя отражения в зеркале и лихорадочно думал. Имел ли я право заходить дальше. По реакции птахи мне стало очевидно, у нее не было мужчин. А ее возраст… ей всего двадцать два, она же ребенок по меркам шайрасов. Люди женятся и рожают детей в этом возрасте. Но у нас все иначе.
Тяжелые мысли остудили меня, а окунание головы в холодную воду окончательно привело в трезвое состояние.