Но я никогда не была поклонницей рутины или предсказуемости, и в глубине души я беспокоюсь, что буду саботировать это точно так же, как делаю все остальное. Я где-то читала, что мы занимаемся самосаботажем, потому что для нас это самый простой способ сохранить контроль. К сожалению, для меня контроль — это не то, от чего мне когда-либо было удобно отказываться. Но мои внутренние часы тикают, и если у меня есть хоть капля надежды на то, что эти отношения продлятся долго, то мне нужно надеть трусики большой девочки, улыбнуться и показать их. Мне нужно опустить стены и впустить Кэмерона, потому что время никого не ждёт.
Тик. Тик. Тик.
Присев на краешек любимого старинного бабушкиного кресла со спинкой-крылышком, я с тревогой грызу ногти, пока она читает мой последний блог о путешествиях.
Голубые глаза Нэн расширяются от ужаса, она подносит свою хрупкую руку ко рту и ахает. Такова природа человека — автоматически начинать защищаться, так что это именно то, что я делаю.
— Я знаю, знаю. Но, Нэн, я...
— Разделась до нижнего белья и пошла купаться в темноте с группой незнакомцев. Харпер Розали Хилтон, — отчитывает она. Я громко стону, ненавидя, когда она называет меня полным именем. — Разве я не научила тебя здравому смыслу?
Закатывая глаза, я успокаиваю ее:
— Да, Нэн. Ты научила. Но они не были незнакомцами. Они были друзьями.
Эта часть на волосок от лжи. Но кто считает?
Хорошо. Да. Я считаю. И это, по крайней мере, миллионная ложь, которую я ей сказала. Она всегда поддерживала мои безумные начинания, но это не значит, что я должна рассказывать ей все мельчайшие подробности моих путешествий по миру. У нее случилась бы истерика.
Обветренное лицо Нэн хмурится, и я опускаюсь на диван рядом с ней, сжимая ее теплую морщинистую руку в своей. Затем я намазываю сахарную пудру очень густо.
— Нэн, я обещаю, что всегда буду осторожна. Но это моя работа. На свете полно одиноких женщин-путешественников. В наши дни практически все этим занимаются.
Ее глаза сузились до тонких щелочек.
— Вы, молодежь, недооцениваете нас, стариков. Мы живем здесь намного дольше, чем ты, — она тычет меня в плечо. — Ты забываешь, что я вырастила тебя. Я знаю, когда ты лжешь мне, милочка.
Я не могу удержаться от ухмылки, потому что она такая чертовски милая, когда злится. Решив, что сейчас самое подходящее время поднять ей настроение, я говорю ей:
— Я кое-что принесла для тебя.
— О, дорогая, — она похлопывает меня по руке. — Тебе не нужно приносить мне сувениры.
Я выскальзываю из-под ее руки и роюсь в своей сумке, чтобы достать маленькую картонную коробочку, протягивая ее ей с лучезарной улыбкой.
— Вот. Открой его.
Она вздыхает и принимает коробку. Открывая его дрожащими руками, она разворачивает серьги из бисера, которые я купила у местной мастерицы на одном из рынков в Перу, моем последнем месте для ведения блога, где я путешествовала пешком по Мачу-Пикчу и набила камеру фотографиями богатых холмистых земель и пушистых диких лам.
— Они тебе нравятся?
Она мило улыбается мне, ее красивые глаза сияют от восторга.
— Они прекрасны, дорогая.
Она кладет серьги рядом с собой и тянется обнять меня. Я наклоняюсь к ней и вдыхаю ее мягкий, пудровый аромат. От нее пахнет домом, и хотя прошло всего две недели с тех пор, как я видела ее в последний раз, я скучала по ней.
— Я знаю, что у тебя туго с деньгами, — осторожно говорит она.
Высвобождаясь из ее теплых объятий, я смотрю бабушке прямо в глаза, готовясь к очередной лжи.
— Нэн… Я в порядке. Я обещаю. Мой блог растет как сумасшедший, и я зарабатываю на жизнь путешествиями. Чего еще может желать девушка?
Кольцо. Свадьбу. Младенцев, младенцев, младенцев.
Губы моей бабушки сжимаются в твердую линию.
— Ты знаешь, я всегда буду волноваться, Харпер. Это приходит с тем, что я твоя бабушка.
Может, Нэн и моя бабушка, но она растила меня с нежного семилетнего возраста, после того как оба моих родителя погибли в автокатастрофе. Она также считает себя одаренной, утверждая, что может чувствовать то, чего не могут другие, читать ауры, видеть призраков. Бла-бла-бла. Я думаю, она просто стареет и впадает в маразм, но бывают моменты, подобные этому, когда она, кажется, смотрит прямо сквозь мою жизнерадостную, общительную внешность.
— Тебе не кажется, что пора остепениться с...
Я перебиваю ее.
— Вообще-то, Нэн... — я прочищаю горло и выпрямляю спину, успокаивая нервы и мысленно готовясь к тому, чего я никогда раньше не делала. — Я хочу познакомить тебя кое с кем особенным.
— Да? — ее голубые глаза расширяются, и вся прежняя озабоченность исчезает с ее лица, сменяясь приятной интригой.
— Его зовут Кэмерон. Он действительно милый. И Нэн... он такой милый. Мы встречаемся всего пару месяцев, но он идеален.
Я тревожно покусываю внутреннюю сторону своей щеки, когда глаза моей бабушки загораются возбуждением.
— Он ждет снаружи, если ты захочешь с ним познакомиться.
Ее улыбка становится шире, доходя до самой детской синевы. Видеть мою бабушку счастливой — всегда самое яркое событие моего дня.
— О, дорогая. Почему ты ничего не сказала раньше? Тебе следовало пригласить его войти, когда ты только приехала сюда.
Она цокает, затем встает со стула и начинает расхаживать взад-вперед, шаркая тапочками по старому, истертому дереву и прижимая к груди один из своих особенных камней. Я достаю свой телефон из сумки и отправляю сообщение Кэмерон. Мгновение спустя он сидит напротив моей бабушки, изображая идеального джентльмена, в то время как я с благоговением наблюдаю, как моя бабушка по уши влюбляется в него.
Я понимаю его привлекательность. В конце концов, я сама выбирала его. И то, что он такой привлекательный, только помогает. Я почти уверена, что в моей вагине забилось ее собственное сердцебиение. Острый подбородок, голубовато-серые глаза, глубокие ямочки, которые появляются, когда он улыбается. Без сомнения, у него будут великолепные дети. И когда-нибудь станет замечательным мужем.
Взгляд Нэн скользит по моему, и я знаю, что заслужила ее одобрение. Кэмерон одаривает меня улыбкой, от которой тают трусики, и я превращаюсь в гормональную кашу на бабушкином стуле, в то время как мои яичники пускаются в пляс.
Нэн неторопливо уходит на кухню, а мы с Кэмерон тихо сидим, соревнуясь в гляделках и выясняя, у кого из нас получится самая слащавая улыбка. Звон чайных чашек вырывает меня из моих наполненных похотью грез наяву, когда Нэн возвращается в гостиную с подносом, уставленным чаем и печеньем. Она осторожно ставит его на кофейный столик перед нами, и крошечный кусочек моего сердца отскакивает, когда я смотрю, как ее дрожащие руки возятся с сахарницей.