Джоэл держит меня в курсе событий, сообщая, что у них есть некоторые зацепки относительно того, куда картель мог отвезти Зака. Он заверяет меня, что они захотят сохранить ему жизнь, хотя я убеждена, что он говорит это только для того, чтобы сохранить то немногое, что у меня осталось в здравом уме. Если он все еще жив, я могу только представить, что они с ним делают.
Я также разговаривала со Слоан по телефону. Она была тише обычного, очевидно, переживала потерю одного из своих товарищей по команде. Я попросила разрешения поговорить с Маком и Лиамом, но они были поглощены поисками Зака и Кэмерона и отклонили мою просьбу. Как будто у службы безопасности Суитуотер не хватает целой конечности, и они изо всех сил пытаются развернуться и приспособиться. Я понимаю это чувство.
В последней отчаянной попытке отвлечься я решаю испечь.
Посыпая тесто тонким слоем коричневого сахара, я ставлю форму для маффинов в духовку и устанавливаю таймер. Это моя восьмая порция меньше чем за три часа. Довольно скоро морозильная камера в гараже будет переполнена. Не то чтобы Стелла жаловалась. Она потребляла все на своем пути, при этом все питательные вещества в ее организме перенаправлялись на грудное вскармливание для Финнегана. Как ей удается сохранять такую великолепную фигуру после двух младенцев, выше моего понимания.
— Тебе придется укладывать меня в постель, если ты продолжишь так печь, — бормочет она с другого конца острова, ее рот набит грушевым маффином.
— Мне нужно больше муки, — говорю я ей, открывая и закрывая каждый шкафчик на кухне, прежде чем начать с одной стороны и повторить все сначала. — У меня закончилась мука. Я не могу печь без гребаной муки.
Это мой голос? Боже, какой у меня пронзительный.
— Харпер, — Стелла произносит мое имя спокойно, как будто подходит сзади к дикой лошади. — Мы достанем еще муки, хорошо?
Она появляется передо мной, хватает ложку, которой я, не осознавая, размахивала, как сумасшедшая, и кладет ее на столешницу.
— Почему бы тебе не пойти принять ванну? Они всегда помогают мне расслабиться.
Мой взгляд устремляется к духовке с непропеченными кексами внутри, и я прикусываю внутреннюю сторону щеки.
— Но...
— Я выну их, когда они приготовятся. Иди. Тебе нужно расслабиться.
Признавая поражение, я оцепенело бреду по коридору в сторону комнаты для гостей, которую я сняла, и в ванную, по пути прихватив свежую пижаму. Я поворачиваю кран настолько сильно, насколько это возможно, и высыпаю в ванну чашку соли для ванн, безучастно наблюдая, как она растворяется под струей воды. Я раздеваюсь и погружаюсь в теплую воду, провожу пальцем по шраму на боку, представляя, как руки Зака нежно ласкают его, а не мои собственные. Иногда это все еще причиняет боль, но не в обычном физическом смысле. Это причиняет боль, потому что напоминает мне о жизни, от которой мне каким-то образом удалось спастись, едва удержавшись на ногах.
Это будет не просто напоминанием о том, что он сделал с тобой, Харпер. Это будет напоминанием о том, что ты пережила. Помни это.
Я все еще слышу низкий голос Зака у себя над ухом, когда смотрю на себя в зеркало, испытывая отвращение при мысли о том, что Кэмерон навсегда отметит меня. Закрывая глаза и позволяя себе еще глубже погрузиться в себя, я делаю несколько глубоких вдохов и успокаиваю свои бешено бегущие мысли.
Сейчас все это кажется таким маленьким. Таким незначительным. Чувства, которые я испытывала к Кэмерону, были ничем по сравнению с пустотой, которую я чувствую без Зака. Он доводит меня до бешенства. Нет сомнений, что мы масло и уксус. Но даже когда я теряю голову из-за него, он каким-то образом протягивает руку и тянет меня обратно вниз, заземляя каким-то неожиданным образом. Это вредно для здоровья и токсично. Но в том-то и фишка токсичности. Ты знаешь, что это вредно для тебя, но ты не можешь насытиться этим.
Я глубже погружаюсь в фарфоровую ванну, едва ощущая жжение от горячей воды, поднимающейся по подбородку и мимо губ, заливающей рот и нос. Она обжигающе горячая, но на самом деле больше ничего не болит. Я ничего не чувствую. Как будто та часть меня, которая должна посылать сигналы между моим мозгом и телом, увяла, как лепестки роз, гниющие на кухонном столе.
По какой-то долбаной причине я не могу заставить себя выбросить их. Потому что, хотя они и символизируют смерть — смерть Зака, — избавление от них было бы слишком окончательным.
И я отказываюсь признавать, что что-либо из этого является окончательным.
Я смотрю, как кровь собирается у меня под кожей, как острый край бледно-розового камня оставляет невидимый след на моем предплечье.
Четыре.
Четыре дня я сидела в этом доме и ждала, наблюдая за каждым движением Джоэла, молясь всем чертям, чтобы ему позвонили из Суитуотера и сообщили новости о местонахождении Зака.
Но этого не произошло. И я начинаю думать, что этого никогда не произойдет.
Забавно, как быстро может погаснуть пламя в человеке. Я чувствую, что именно это и произошло со мной.
Мне нужно убраться отсюда. Мне нужно быть подальше от Стеллы и ее безумных послеродовых гормонов. Мне нужно быть подальше от Джоэла, его задумчивости и отсутствия красноречивого выражения лица. И как бы мне ни было больно это признавать, мне нужно быть подальше от моей бабушки. Всего на одну ночь. Всего одна ночь, когда я смогу побыть одна и не чувствовать, что кто-то дышит мне в затылок, проверяет меня и обращается со мной, как с какой-то сломанной женской оболочкой.
Взглянув на часы, я понимаю, что уже почти три часа ночи. Я лежу здесь без сна более пяти долгих, ужасных часов. Но каждая минута кажется мне десятилетием, и сон полностью покинул меня.
Порывшись в своих вещах, я собираю то, что мне нужно, и крадусь по коридору, осторожно ступая на цыпочках, чтобы никого не разбудить. Им не нужно знать, что я ухожу или куда я направляюсь. Мне просто нужно попасть туда и обрести немного покоя. Я позвоню им позже. Или отправлю сообщение Стелле, как только я буду там.
Я стою в темном фойе, печатаю на телефоне и заказываю Uber. Когда машина въезжает на подъездную дорожку, я проверяю, соответствует ли номерной знак моему заказу, затем набираю код безопасности в системе сигнализации и выхожу, запирая за собой входную дверь, прежде чем спуститься по бетонному тротуару на заднее сиденье машины.