Лолита, милая маленькая тринадцатилетняя девочка, которую похитили, когда она покупала молоко в магазине на углу, прижимается своим кротким телом ко мне под моей вытянутой рукой. Все именно так, как я ей велел, не только потому, что со мной ей безопаснее, но и потому, что как только один из этих ублюдков подойдет достаточно близко, я сделаю свой ход.
Как я и надеялся, лидер нацелился на Лолиту и выбрал ее. Садистская улыбка расползается по его лицу, когда один из его людей направляется ко мне и съежившейся девушке. Ее полные ужаса глаза встречаются с моими, и мое сердце разрывается надвое, когда он хватает ее за руку и пытается оттащить от меня. У него нет оружия, что было очень глупым поступком с его стороны.
Главарь и его второй прислужник исчезают за дверью, пока третий борется с Лолитой, и я делаю свой выстрел.
— Зак, — кричит она, хватаясь крошечными пальчиками за мою рубашку и прижимаясь ко мне изо всех сил.
Я с разворота поднимаю ногу, обхватываю его шею обоими бедрами и сжимаю так сильно, что его глаза начинают выпучиваться.
— Ключи, милая, — я говорю, борясь с попыткой колумбийца вырваться. — Мне нужно, чтобы ты сняла ключи с его пояса.
Лолита всхлипывает, выбираясь из-под моей руки, и подбегает к колумбийцу сбоку, его руки хватают меня за ноги, когда он пытается оторвать меня. Это не как в фильмах. Это дерьмо может занять некоторое время, но я не сдаюсь. Не тогда, когда на карту поставлены жизни невинных людей и я — их единственная надежда на выживание.
Опускаясь и прижимая его вес к земле вместе со мной, я вступаю в пререкания с колумбийцем, в то время как Лолита тянется к связке ключей, свисающей с петли на его поясе, и начинает возиться с ними.
— Который из них? — спрашивает она, паника сдавливает ей горло, а слезы текут по грязным щекам.
Хрюканье и борьба стихают, мой взгляд постоянно устремляется к открытой двери, чтобы убедиться, что двое других не услышали шума.
— Это будет большой ключ. Продолжай пытаться, — убеждаю я, пока дрожащими руками подношу другой ключ к одному из замков, закрепляющих цепи на моих запястьях.
— Поняла, — щебечет она, как раз в тот момент, когда колумбиец между моих бедер замирает.
— Хорошая работа, солнышко. Отдай мне ключи и спрячься в углу, ладно? И не говори ни слова.
Она делает в точности то, что ей велели, храбрый маленький солдатик, каким она и является, и прячется в углу. Я оглядываю открытое пространство, устанавливая зрительный контакт с каждым находящимся здесь человеком, поднося палец к губам, чтобы напомнить им сохранять тишину. Я быстро справляюсь со вторым замком и освобождаюсь, мои руки безвольно падают по бокам и болят так, словно меня только что растоптал табун лошадей. Быть вздернутым, как гребаный Иисус — это, черт возьми, не шутка.
Обыскивая придушенного придурка, распростертого на полу, я нахожу нож и прижимаюсь спиной к стальной стене, перешагивая через еще одно мертвое тело по пути к все еще открытым дверям. Выглянув из-за угла контейнера, я замечаю двух других мужчин, стоящих возле старого проржавевшего джипа. Крепко сжимая рукоятку ножа, я крадусь вокруг задней части машины, мои ноги легки, а адреналин придает мне сил двигаться дальше и покончить с этими ублюдками.
Не колеблясь, я подхожу сзади ко второму лакею, перерезаю ему горло одним нечестным ударом, выхватываю у него винтовку и целюсь в главаря прежде, чем он успевает, черт возьми, моргнуть.
Жалкий.
Он поднимает ладони вверх в знак капитуляции, предупреждая меня не принимать никаких глупых решений вместе с кучей искаженной чуши, которую мне на самом деле не хочется слышать.
— Не делай этого, солдат. Остальные придут за тобой, если ты убьешь меня.
Я поворачиваю к нему голову, вытирая пот со лба и издаю сухой смешок.
— Но прийдут ли они? Или это просто слабая попытка спасти твою собственную жалкую задницу?
Темные глаза прищуриваются, глядя на меня, балаклава все еще скрывает остальные черты его лица.
— Даже если я оставлю тебя в живых... — я делаю шаг вперед, мой палец на спусковом крючке чешется. — Чего — давай будем честными — этого, блядь, не произойдет, ты все равно что мертв. Видишь ли... Ты назначил себе срок годности в ту секунду, когда наложил руки на женщину, которую изнасиловал и убил. И я отсчитывал минуты до того, как смогу, наконец, отправить тебя на встречу с твоим создателем. И, к несчастью для тебя, не только моя команда ищет тебя. Ты и твои маленькие друзья нажили себе настоящих гребаных врагов в лице русских.
От его саркастического смеха у меня дергается палец, я готов разнести его голову на куски, как он разнес ее той невинной женщине. Но я не сделаю его смерть быстрой. Я не подарю ему сладкого, безболезненного освобождения.
— Если бы они пришли за мной, тебе не кажется, что они бы уже нашли меня?
— Хм, — задумчиво напеваю я, мои уши напрягаются, прислушиваясь к звукам джунглей, ухмылка растягивает мои губы. — Послушай минутку.
Его глазки-бусинки округляются по краям, когда приближается жужжание большого вертолета, и это тук-тук-тук-тук звучит музыкой для моих гребаных ушей.
— По-моему, похоже на Ми-38. Любимый вертолет Михаила Османова, если мне не изменяет память.
Я слышу, как птица опускается ниже, и через несколько секунд взгляд мужчины перемещается на линию деревьев. Мне не нужно оборачиваться, чтобы знать, что в этот самый момент к нам направляются несколько русских солдат.
— И они не могли выбрать лучшего времени.
Менее чем через пятнадцать минут меня сопровождают шестеро здоровенных русских солдат. Когда я, наконец, испытываю удовлетворение от того, что снимаю маску с лица моего похитителя, я понимаю, что это Ромеро, говнюк, за которым мы охотились вместе с Альваресом.
Я тащу Ромеро к русской птице и связываю его веревками, затем помогаю людям Османова поднимать гражданских в вертолет. Мы приземляемся в Панаме, где нас перевозят на бронированном грузовике на пустой склад. Стальная дверь гаража открывается, под шинами хрустит гравий. Я чувствую на нас взгляды со всех сторон, поэтому я знаю, что Османов принял меры предосторожности. Как и следовало.
Четверо вооруженных охранников окружают его, когда он выходит из темного угла, одетый в идеально сшитый костюм от Армани и черные начищенные туфли, его серьга в носу поблескивает в тусклом освещении склада. Его татуировки резко контрастируют с остальным телом, но я думаю, что это часть привлекательности. Я не боюсь признать, что он симпатичный мужчина, но я также знаю, что с ним не стоит связываться, и у него нет проблем запачкать руки.