Сева взглянул на часы. Скоро придет его главная на сегодняшний день женщина. Сегодня у него мастер-класс с обнаженной натурой. Как он любил женское тело! Игру света и тени, мягкие линии. Любил и умел писать. И умел передать свою любовь ученикам. Класс у него через полчаса. Вот-вот придет главная героиня. Красавица. Венера. И ей и ему нужно приготовиться, подобрать освещение, выбрать позу. Натурщица неопытная, работа тяжелая, нужно, чтобы выдержала, не переутомилась. Сеансов-то впереди много. Чтобы сразу охоту не отбить.
— Вадик! — окликнул Сева своего бывшего ученика, а теперь коллегу, которому из-за тяжелых времен уступил половину мастерской, — иди посоветуемся, какой шторой свет затенить. — У меня сегодня для желторотиков натура.
Они стали вместе пробовать разные ткани, затеняя солнце, решая, какие тени будут выразительнее. И не успели еще остановиться на окончательном варианте, как раздался звонок, и в мастерскую вошла Вера.
— Молодец, — похвалил Сева. — Минута в минуту. Сейчас освещение подберем и начнем работать.
Он окинул ее пристальным, оценивающим взглядом.
— Постриглась. Хорошо. Шея видна. Ключицы. Может, ее спиной поставить? Спина тоже очень выразительная. И рисовать будет проще. Как ты думаешь?
Верин недоумевающий взгляд встретился с отстраненно-внимательным Вадика.
— Чувствуешь? Венера. Присмотрись, та же стать. Слушайте, а вы же знакомы, — продолжал Сева. — Вера тогда в Посаде хозяйничала, помнишь? Нас поила-кормила. А это Вадим Вешников. Ты могла его и не запомнить.
Как это могла не запомнить? Вера очень хорошо запомнила Вадима Вешникова, в напоминании не нуждалась, но вида не подала.
А вот в темных глазах Вадика мелькнуло удивление — он помнил совсем другую Веру, мягкую, плавную, с выбивающимися золотистыми прядями из небрежно заколотых волос, живописную, а не скульптурную. Такой — м-м — спортивной — она не была. Но Всеволод Андреевич прав — Венера. И он смотрел на нее и смотрел.
— Что, не узнаете? — осведомилась Вера.
— Узнаю постепенно, — ответил Вадик. — И долго буду узнавать. Так тоже очень хорошо, только неожиданно.
— Повезло моим желторотикам. Целый год уговаривал, наконец уговорил. — Сева довольно потер руки, предвкушая художественное пиршество. — Ну, где еще такую возьмешь?
— Нигде, — согласился Вадик.
Вере не понравилось, что ее рассматривают, как кобылу на ярмарке.
— Давайте платье, в каком позировать буду, — скомандовала она, представив себя в атласном с кружевами платье, может, даже в парике и шляпе, как позируют звезды для журнала «Караван историй». Открытые плечи, глубокое декольте, а она еще и позу примет! Вера горделиво вздернула подбородок. — Долго стоять? Не запарюсь?
— Да нет, ты же голышом будешь, — спокойно ответил Сева, расставляя стулья, — сквозняков у нас нет. Вадик! Помоги пятый мольберт поставить.
— Я?! Нагишом?! — Вера захохотала. Она смеялась и не могла остановиться. Согнулась пополам. Села на пол. Она захлебывалась от смеха и повторяла: — Нагишом… Я позировать… нагишом…
— Что тут смешного? — разозлился Сева. — Ничего смешного. Венера в кринолине, что ли? Я тебе обещал работу. Вот ты и будешь работать.
— Буду работать нагишом! — рыдала от смеха Вера.
— Да, будешь работать нагишом. — Сева грозно насупил брови.
— Не буду, — твердо заявила Вера, внезапно перестав смеяться. — Никогда. Ни за что. Ни за какие деньги.
Она сидела на полу, прижимая к животу сумочку, и смотрела на мужчин снизу вверх. Потом встала, одернула майку, отряхнула брючки, посмотрела на мужчин сверху вниз и направилась к двери. Богиня.
— Счастливо оставаться, — попрощалась Вера-Венера и громко хлопнула дверью.
— Дура! — пустил ей вслед разъяренный Сева.
— Я бы не стал так говорить, Всеволод Андреевич, — с улыбкой отозвался Вадик. — Я бы сказал, что она не Полина Боргезе.
Всеволод Андреевич прекрасно понял, на что намекает Вадик, — красавица Полина, сестра Наполеона, обожала свою наготу и позировала обнаженной Канове, который изваял ее в виде Венеры. Общество сочло ее поведение скандальным. Один из друзей Полины спросил, как она могла решиться снять с себя платье? «Не волнуйтесь, — ответила Полина, — в мастерской было очень тепло!»
— Брось свои дурацкие шутки! Кто мне теперь будет позировать?
— Не я, — с веселой ехидцей бросил Вадик. — И вы, мне кажется, тоже не будете.