— И что же вы с этим рисунком намереваетесь делать, Виктор? — спросил он.
— Ну-у… — снова начал тот.
— Понимаешь, Сева, в том-то и проблема, — тут же снова вступил в беседу Александр Павлович. — Вернее, не одна, а много проблем. С одной стороны, Виктор — сирота, не устроен, и, как ты сам понимаешь, деньги ему не помешают. А Матисс, я так думаю, стоит бешеных денег. На него можно квартиру купить. И не только.
Виктор опять сидел с полуоткрытым ртом, впившись глазами в Севу, словно спрашивая, можно на Матисса квартиру купить или нельзя.
— Но с другой стороны, — продолжал Саня, — отдать Матисса в частные руки, а не в музей — преступление, так ведь? А с третьей стороны, музеи у нас бедные-пребедные. Вот какая у нас закавыка. Теперь послушаем, что ты скажешь?
По четкому изложению Александром Павловичем всех проблем чувствовалось, что они с Витей уже не раз их обсуждали: слова текли по-готовому, и, судя по всему, решение сирота Витя уже принял. Он хотел Матисса продать. Так что обсуждать было нечего.
Сева разом поскучнел.
— С этим, ребята, не ко мне. Я же не коммерсант, ничего в купле-продаже не смыслю.
— А я бы в придачу к Матиссу и все остальное отдал, — подал голос Виктор. — В квартире в Тамбове дядиных картин — пропасть. Ступить некуда. Жить негде. Я только рисунки взял. А там этого добра навалом.
Сева поскучнел еще больше.
— Но ты-то можешь оценить, какова по масштабу находка? — волновался Александр Павлович, которому вдруг стало почему-то очень обидно. Он предвкушал потрясение, триумф, общий их восторг, а Сева смотрел буднично, и никакого восторга в нем не замечалось.
— Находка, это точно. По-другому не скажешь, находка, — как-то очень вяло согласился он и принялся складывать работы снова в папку.
— И что? Тебе все равно, что у нас появился новый Матисс? — Саня не мог успокоиться, ему нужен был другой, настоящий отклик Севы, а не какая-то отговорка.
— Матисс есть Матисс, про нового ничего знаю, — сдержанно отозвался Сева.
Он продолжал молча складывать рисунки, сложил, завязал тесемочки на папке и вручил ее Виктору.
— Получите свое наследство, молодой человек.
Виктор встал с табуретки, взял в руки папку и стоял в недоумении, не зная, что ему делать. Уходить, что ли?
— Тебе что, Матисс не понравился? Или ты вообще его не любишь? — сердился Саня. — Скажи, с чего вдруг такая реакция?
Он не мог оставить дело вот так, без выяснения, он должен был докопаться до истины. Он так рассчитывал на Севу, на его энтузиазм, на помощь — и на тебе!
— Я не коммерсант, живописью не торгую, — ровно ответил Сева.
— Как это не торгуешь? — рассмеялся Саня. — Торгуешь. Картины свои продаешь? Продаешь.
— Не продаю! — резко ответил Сева.
И тут Саню осенило: его друг, Всеволод Андреевич Лисецкий, завидует! Живой художник завидует мертвому. Вернее, не так. Не художнику Матиссу он завидует, а лопоухому Витьку, который за доставшийся ему дуриком рисунок огребет сейчас кучу денег, а художник Лисецкий, — хороший художник, с искрой Божией, — свои картины продать не может. Не может наскрести денег, чтобы задуманный альбом издать. Работает как вол, а труд его никто не ценит. Живет уроками. С хлеба на квас перебивается, как, впрочем, все они при жизни, в том числе и Матисс. А после смерти пожалуйста — картины нарасхват, один рисуночек миллионы стоит. Справедливо это? Конечно, нет. Можно обидеться? Можно. А с другой стороны, не Виктор же в этом виноват. И вообще, мог бы Матиссу обрадоваться, а не о деньгах думать. Тоже мне художник! По большому счету Сане был непонятен Севин меркантилизм, он ждал от него бескорыстия. И сказал об этом другу совершенно откровенно:
— Не понимаю твоей реакции. Мы пришли к тебе как к профессионалу. Хотели показать рисунки, узнать, стоят они чего-нибудь или нет. А ты ерепенишься.
— Я же объяснил, что я профессионал по другому профилю и понятия не имею, чего они стоят.
— А тебе они понравились? — не отставал Саня.
— Безусловно, — признал Сева.
— Значит, есть надежда продать?
— Почему же нет? И кошечек с лебедями продают, и натюрморты под малых голландцев, и пейзажи под Шишкина. Продавайте на здоровье.
— Тогда скажи, к кому Виктору обратиться, — настойчиво продолжал Саня.
Он уже понял, что Сева Витю больше к себе не позовет, так что нужно было узнать хотя бы, куда ему двигаться дальше со своей папкой. Точнее, не с папкой, а с Матиссом. А на Севины обиды наплевать, тоже мне, взыграло ретивое, денег ему захотелось! Ладно, альбом, понятно. Но ведь и чердак хочется откупить, крышу сделать в два света. Саня уже видел насквозь все Севины мотивы для недовольства. Свались сейчас Всеволоду Андреевичу такая сумма с неба, он бы тут же стал мастерскую забабахивать. Ладно, это Севины проблемы, но все же нехорошо, когда от чужой удачи тебя корежит.