Когда появились танки, старший лейтенант Аристархов предупредил:
— Подпускать как можно ближе и бить наверняка!
Вражеские машины беспрепятственно подошли почти вплотную к позициям полка. И тогда бронебойщики дружно ударили по ним. Два танка загорелись, один завертелся на месте с перебитой гусеницей, остальные замедлили ход и вскоре повернули вспять. За мужество и отвагу, проявленные в этом бою, старший лейтенант Д. А. Аристархов удостоился ордена Красного Знамени. Это была его шестая правительственная награда.
Большую роль в отражении контратак противника, и особенно танков, сыграли также орудия прямой наводки, поставленные, как я уже говорил, на острове Каневский у самого уреза воды. Они вели огонь через реку и не давали гитлеровцам возможности продвигаться и наносить удары вдоль берега на Селище с юга и на высоту 175,9 — с севера. Артиллерия вела огонь и по подходящим к району Студенца и дачи Тальберга резервам фашистов. Таким образом, весь захваченный плацдарм как бы окаймлялся артогнем.
В этой сложной, напряженной обстановке командование дивизии делало все, чтобы обеспечить наиболее успешные действия 225-го и 89-го полков на захваченном ими плацдарме.
Прежде всего для наращивания усилий в направлении южных скатов высоты 175,9 севернее Селища были переправлены подразделения 117-го стрелкового, сумевшие в тесном взаимодействии с полком И. В. Бастеева отразить все контратаки противника как в центре боевого порядка дивизии, так и на своем левом фланге в районе Селища.
Потом (и это, пожалуй, главное) было осуществлено централизованное управление огнем десяти артиллерийских дивизионов; они открывали массированный огонь только по распоряжению генерала А. И. Королева и по той контратакующей группировке гитлеровцев, которая представляла на данный момент главную опасность.
К утру форсировала Днепр и 30-я стрелковая дивизия, наш сосед справа. Как рассказывал мне потом начальник штаба корпуса, ее части переправлялись в более тяжелых, чем мы, условиях, особенно на участке 71-го стрелкового полка. Десант здесь был обстрелян еще задолго до подхода к правому берегу и понес большие потери. Высадилось всего сорок человек, однако связь с ними вскоре была потеряна. Ни одна лодка не вернулась обратно. Группа под командованием капитана К. С. Морозова, окруженная и прижатая к реке, продолжала сражаться в районе дачи Тальберга. Она отбила восемь вражеских контратак. Воины дрались до последнего патрона и предпочли смерть позорному плену. Капитан Морозов, даже будучи тяжело раненным, продолжал до конца руководить боем.
Преодоление реки силами 71-го полка было приостановлено. Зато 35-й стрелковый действовал более успешно и выполнил поставленную перед ним задачу. При сильном огневом сопротивлении противника 1-й батальон сумел захватить небольшой плацдарм и продвинуться вперед метров на двести. Первыми здесь высадились комбат старший лейтенант В. И. Перевердинцев, заместитель командира полка по политчасти майор К. К. Ермишин, командир взвода старшина Г. Ф. Уманец, старшина роты сержант С. С. Литвиненко, красноармеец И. И. Хохленко. Все они проявляли чудеса героизма. Операторы, приехавшие из штаба корпуса, сообщили мне потом некоторые волнующие подробности. Например, сержант Литвиненко, когда подразделение было окружено гитлеровцами, а командир убит, поднял своих товарищей врукопашную, заколол штыком четырех фашистов, но и сам погиб. А командир расчета старший сержант И. И. Радайкин, как только плот достиг берега, вместе с товарищами на руках вытащил орудие на песок и сразу же открыл огонь по врагу. Вскоре его сильно контузило, но коммунист не покинул командирского места. Придя в сознание, он продолжал корректировать огонь, а когда был сражен наводчик, стал на его место и подбил два танка.
256-й стрелковый полк 30-й дивизии достиг другого берега чуть позже, вслед за 225-м, уже по нашей переправе. Ею же воспользовался потом и сосед слева — 3-й гвардейский мехкорпус, занявший к 4 октября позиции в районе Селища.
Таким образом, к исходу 26 сентября 1943 года частями 23-го стрелкового корпуса на западном берегу реки был захвачен и удержан плацдарм, получивший у наших воинов наименование «каневский». Он был тогда, конечно, невелик: всего до двух километров по фронту и до четырехсот метров в глубину. Нам предстояло еще его расширить.