Вспомнила маму. Ее давно уже нет. И боль потери уже притупилась с годами. Только вот эта самая дверь напомнила мне о ней. О своем детстве.
Ольга Ивановна была очень рада нас видеть. Готовилась, судя по накрытому столу, несколько дней. Расцеловала и меня и сына. Усадила рядом с собой на диван, а когда уже половина разносолов было подчищено со стола, сунула мне в руки семейные альбомы.
Все детство Самородова, как на ладони.
Фотографии взбитого малыша кверху попой, ногами, руками, в общем, всем, что бывает в кадре на всех старых фотографиях.
В альбоме была и моя фотография. Точнее, наша общая с Самородовым. Улыбающаяся во весь свой рот, держу за руку явно сопротивляющегося молодого человека. Самородов еще не обладающий покер фэйсом взирал на меня с брезгливостью. Я в цветастом платье, с бантиками, продернутыми в косы, в белых носочках и босоножках. Конечно, фотография была черно-белой, но в моей памяти вспыхнули все яркие краски того платьица.
Я долго хохотала над этим снимком, сфотографировала его на телефон. Обязательно распечатаю и поставлю в рамочку.
— А знаешь, Мила, ты первая кого Сашенька ко мне привел, — поделилась со мной полушепотом Ольга Ивановна. — Я так рада, так счастлива. До внуков бы дожить.
Знакомая боль сжала сердце, да так больше и не отпускала.
Ведь единственным, чем я могу помочь уважаемой мной женщине обзавестись внуками это уйти.
— Мила, все хорошо? — раз в сотый поинтересовался Самородов.
— Да, просто устала, — в свою очередь ответила я привычной фразой.
Я бы даже сказала, что не устала, а морально выжата до последней капли и теперь внутри все механизмы работали со скрипом и пробуксовкой. Постоянные мысли о том, что я просто эгоистичная одинокая баба, которая умышленно лишает мужчину счастья быть отцом семейства, разрушали меня. А что я могла предложить взамен? Себя? Да, где-то внутри ворочалась МилаШКа, говоря, что "себя" — это и так подарок судьбы для любого мужика. Только прислушиваться к этой темной составляющей имеет смысл, когда тебя предают. Тогда уж можно приглушить свою светлую сторону и дать команду "фас". А сейчас…
Я перевела взгляд на Самородова. Одной рукой он держал руль, во второй была моя ладонь. Он сжимал кисть, нет, не больно, надежно. Рисовал большим пальцем незамысловатые узоры. Почувствовав мой взгляд, повернулся. Улыбка скользнула по его губам, глаза же оставались серьезными, изучающими. Он еще крепче сжал ладонь, словно говоря, что никуда я от него не денусь.
Вернувшись домой, я ушла в ванную. Приняла душ, позволив себе всплакнуть под шум воды. Слишком расслабилась, слишком увлеклась, слишком полюбила…
Из ванны вышла, надеясь, что Самородов уже в постели. В смысле, прибывает в состоянии сна. Нет, он сидел на кухне, подперев голову рукой. Между бровей залегла морщинка, всегда возникающая на его лице под тяготами дум. Протянул ко мне руку, приглашая в свои надежные объятия. Подошла.
Последняя ночь это же не так много. Могу же я позволить себе хотя бы это? Я впитаю в себя каждую секунду. Сохраню в памяти каждое прикосновение. Чтобы потом упиваться этими моментами, марая носовой платок.
Самородов посадил меня к себе на колени, рассматривая, изучая лицо. Как будто, видит меня насквозь, знает каждую мысль, которая вплетается в общий депрессивный клубок.
Поцеловал. Крепко прижал к себе, мол, выбрось все эти мысли из своей головы. Пересадил меня на стол. Теперь наши лица с ним были практически на одном уровне.
— Посмотри на меня, — произнес Самородов своим хриплым шепотом, от которого я всегда покрывалась мурашками.
Только бы не разреветься.
Подняла глаза, встретившись с его изучающим взглядом.
— Мила, я люблю тебя.
О боже, нет, только не сейчас. Я не хочу. От этого только больнее.
Может быть, поддаться, сказать о своих чувствах. Накинуть лассо, своими словами о любви накрепко привязать его к себе. Нет, я так не смогу. Я слишком его люблю, чтобы позволить себе сделать это.
Притянула его к себе, поцеловала. Только так проявляя свои чувства. Развязала пояс халата, обнажаясь.
Самородов не стал требовать от меня заверений и клятв. Он прижался ко мне, целуя, гладя, лаская, доводя до исступления.
Пусть бы эта ночь никогда не заканчивалась. Не наступало утро, принося с собой завтрашний день.
СтопиZдесят оттенков Самародова
Я не спала всю ночь, прислушиваясь к мерному дыханию. Самородов крепко прижимал меня к себе, согревая своим теплом. Утром мне пришлось использовать все ресурсы своего тела, чтобы выскользнуть из медвежьих объятий.
Наспех оделась, кинув в сумку косметичку и ключи от своей машины.
Написала прощальные строчки.
Спасибо за все. (Зачеркнула).
Я думаю, нам лучше расстаться. (Зачеркнула дважды).
Я тебя не люблю. (Черкала, пока дырка не образовалась).
Кого я обманываю? Разве получится записулькой откреститься? Скомкала листок. В этот момент Самородов пошевелился. Застыла на пороге. Вот сейчас он проснется, наткнется на меня взглядом. Увидит мой позорный утренний побег…
Кажется, я даже перестала дышать.
Нет, не проснулся. Рукой прошелся по простыне, словно ища меня. Нахмурился. Через мгновение морщинки разгладились и он снова крепко уснул.
Что я делаю? Можно же просто стянуть с себя этот костюм, вернуться в его надежные объятия. Притупить свою совесть. И молчать об этом побеге всю свою жизнь.
Нет, я так не могу.
Тихо открыла дверь, прошмыгнула в образовавшееся пространство. Закрыла, слыша, как язычок замка хватает дверную створку. И пулей бросилась вниз.
Вот и моя машина. Стоит и ждет свою хозяйку. Отмытая и "переобутая" в новую резину.
На работу я приехала раньше всех.
Эка невидаль — читалось на лице встречающего меня охранника. Да, обычно Александр Дмитриевич доставлял меня на работу гораздо позже. Или причиной такому выражению лица был мой внешний вид?
По пути в свой кабинет включила в приемной кофеварку. Навряд ли у меня получится такой же вкусный кофе, как у помощницы, но сейчас сойдет все, что угодно.
В кабинете "нарисовала" лицо. Взбодрилась, выпив чашку кофе. К сожалению, он получился еще хуже, чем я ожидала, но хотя бы сбросил с меня состояние "нестояния".
Я с каким-то замиранием сердца ждала, что вот сейчас раздастся звонок на телефоне. На экране появится наша совместная фотография с Самородовым… Или все таки надеялась, что он не позвонит. Как-то все само собой разрешится, и вечером я вернусь в пустую квартиру.
Чтобы не изводиться ожиданиями, я нагружала себя работой. Запросила отчет в отделе логистики за прошедшую неделю.
— Сколько надо шлакоблоков, чтоб дворец построить в срок, — пропела я, осматривая кипу бумаг, принесенную мне Екатериной Алексеевной, вместе с чашечкой, наконец-то, добротного кофе.
Погрузилась в чтение. Зачем нужно было столько миксеров, чтобы привезти такое количество раствора? Пересчитала. Мда, за две полупустых машины выплатили полную стоимость.
Не порядок.
Перезвонила в отдел логистики, чтобы выяснить данную ситуацию.
— Павел Иванович, будьте добры, поясните следующий мо… — "мент" уже пропищала, потеряв весь свой боевой настрой под тяжелым взглядом Самородова, ворвавшегося в мой кабинет.
— Людмила Константиновна, я не успела… — помощница проглотила остаток фразы, так как и ее пригвоздили к полу мрачным взглядом.
— Екатерина Алексеевна, сходите на обед, — прозвучал приказ от Самородова.
Конечно, обеденное время уже давно прошло, но раз Александр Дмитриевич говорит, что без корзинки подснежников на дворе наступило тридцать второе декабря, то тут не поспоришь.