Ребятишки наблюдали за мной, словно за непонятной диковинкой, принося время от времени свои дары. Таким образом, я стала счастливой обладательницей засушенного жука, самодельной рогатки, одной бусинки и старой игрушки от киндер сюрприза. Таких бегемотиков, помню, Света любила собирать.
В какой-то момент я поняла, что немного расслабилась и начала впитывать в себя эту энергетику. Дети бегали вокруг, смеялись, прыгали, качались, изображали самолеты, плели косички, заполняли какие-то разрисованные тетрадки. Мальчики и девочки подросткового возраста предпочитали держаться дальше от шумной мелюзги. Они сидели на лавочках или стояли на противоположной стороне площадки.
У каждого из этих детей, взрослого или маленького, своя жизнь и, вероятно, большая грустная история за плечами.
Теперь я поняла Самородова, когда он сказал мне в том ресторане (боже, как уже давно это было), что у него сто двадцать восемь детей. Да, оказавшись в детском доме, ты понимаешь, что твоя жизнь каким-то непонятным образом, разделилась на два отрезка "До" этой встречи и "После".
Сидя на лавочке, наблюдая, как девочки накладывают толченный песок в опавшие листья, а мальчики, приложив крест накрест палочки пилотируют свои самолеты, мне было стыдно.
"Серьезно, Мила, ты до сих пор считаешь себя бедной и несчастной?! Разве невозможность родить ребенка страшнее, чем вероятность никогда не найти себе маму и папу?".
Это было прозрение. Да, очень болезненное, но, все таки, целительное. Впервые в жизни я не бежала от своих чувств, понимая, что должна сейчас через них пройти, чтобы на выходе получить долгожданную свободу.
Я подняла глаза, пытаясь проморгать набежавшие слезы. Еще не хватало напугать детей своей мокротой.
Вероятно, ребятня уже привыкла к моему присутствию. Место рядом со мной начали занимать девочки постарше.
— Можно я вас заплету? — попросила длинноволосая принцесса (на ее принадлежность к особам голубых кровей указывала небольшая пластмассовая корона) из вновь прибывшей смены караула, которая, казалось, уже всем соорудила замысловатые прически.
— Да у меня тут и заплетать то не с чего, — ответила я, вороша свое каре. Она сразу взгрустнула, а я мысленно отругала себя. — Хотя так даже интересней посмотреть, что получится.
Девочка радостно подпрыгнула ко мне и начала прикидывать, что можно сделать-поделать из моей шевелюры.
— А тебе идет, — подошедший Самородов оценил результат получасового труда. Сейчас на моей голове красовалась пальмочка, придерживаемая красной резинкой, подаренной мне маленьким парикмахером.
— Спасибо, — поблагодарила я. — И за то, что привез сюда спасибо.
Александр присел рядом со мной на скамейку. Притянул меня к себе и приобнял. Этот жест не остался незамеченным. Девочки мечтательно заохали, мальчики возмущенно зафукали, а дети постарше нарекли нас женихом и невестой тили-тили тестом.
— Ну а что, хорошо звучит, — сказал Самородов, теребя мою пальмочку.
Я не нашлась с ответом, только кивнула, а торчащий на макушке хвостик поддакнул.
Ирония судьбы
Наш визит в детский дом подошел к концу. Ребятам положено было возвращаться в корпус, немного отдохнуть и привезти себя в порядок перед ужином. Я попрощалась со всеми, а с самыми смелыми даже обнялась.
— Приезжайте к нам еще, Людмила Константиновна, — пригласила вышедшая проводить нас Галина Сергеевна.
— Спасибо, обязательно.
Я помахала на прощание рукой. Столько детских глаз, смотрящих в след. Я даже представить не могла, что чувствует ребенок, когда очередной взрослый приходит и уходит, а он остается в этих стенах. Разве это ли не разочарование?! Конечно, как они после этого могут довериться кому-либо?!
Я шла к машине, прогоняя очередную набежавшую слезу.
Нет, не позволю я себе стать причиной, по которой детские глаза разочарованно смотрели бы на меня. Побывав здесь, я поняла простую истину — чужих детей не бывает.
Самородов открыл автомобильную дверь, помог забраться в салон. Обошел машину и сел сам. Завел мотор и мы тронулись в обратный путь.
Одной рукой он крепко держал руль, вторую же уместил на бардачок между нашими сидениями. Спрашивая, предлагая, давая выбор. Я вложила свою руку в его, ощущая, как он крепко сжимает мою ладонь и понимая, что только так и должно быть.
— Ты как, Мила? — спросил Самородов.
Фух, столько мыслей сейчас роилось в голове, что я не смогла на какой-либо из них сосредоточиться.
— Мила, если ты сейчас скажешь, что все нормально, а завтра решишь удариться в бега, ей богу, я даже не знаю, что с тобой сделаю…
Я перевела взгляд на Самородова. Куда подевался мой Айсберг Дмитриевич? Сейчас бы его ледяное спокойствие было бы как нельзя кстати.
— Все нормально, Саш, — ответила я, проигнорировав нервный тик под правым глазом Самородова, вызванного моим "нормально". — Не могу пока мысли собрать в одну кучу, понимаешь? Бедные дети… Почему? За что?…
Мы немного посидели в тишине, каждый думая о своем.
— Я тоже раньше задавался этими вопросами. Только все это бессмысленно. Нужно понимать, что здесь мало что от нас зависит, Мила.
— Да, ты прав. Но, это же дети. Как же мне их всех жалко, Саш. А я даже не знаю, что сделать, чтобы им помочь.
- Порой ребенку достаточно и доброй улыбки, ну, или пряди волос.
Очень на это надеюсь, так как сегодня только это и было в моем арсенале.
Обратный путь занял больше времени. По крайней мере, тот участок пути, за который успело ухватиться мое убегающее сознание. Бессонная ночь, перенаполненный эмоциями день и мягкий ход автомобиля подействовали на меня лучше всякого снотворного.
Проснулась я, когда машина остановилась. Оглянулась, по привычке ожидая увидеть соседей у мусорных баков. Вот только ни людей, ни контейнеров не было. Зато деревьев в избытке. Слева, справа, сзади. А перед капотом отъезжающие кованные ворота, управляемые пультом, зажатым в пальцах Самородова.
Таааак. Опять я, кажется, все интересное пропустила.
— Сааааш, а мы где?
Самородов не торопился с ответом, заезжая в открытые ворота.
— Третья улица Строителей, дом двадцать пять, — вслух прочитала я надпись с синей таблички, расположенной над домофоном у ворот.
Посмотрела на Самородова и расхохоталась.
— Ааа Га — а-ля будет? — сквозь смех проговорила я.
На лице Айсберга Дмитриевича не дрогнул ни один нерв. Спокойно припарковался у двухэтажного кирпичного дома. Вышел из машины, открыл передо мной дверь. Подал руку, и как только я выбралась из машины, подхватил и прижал к себе.
— Будет только Мила, — запечатлел громкий поцелуй и понес к крыльцу.
Мы вошли в помещение. Точнее вошел Самородов, а я пропутешествовала ручной кладью в дом, где меня опустили на белый плиточный пол.
Огляделась по сторонам с опаской, словно сейчас и правда нагрянет Галя.
— Так это и есть твое место обитания, затопленное трубой?
— Оно самое, — ответил Айсберг Дмитриевич. Он пересек просторный холл и включил свет в соседней комнате.
Так, а мне то что делать?
— Саша! — позвала я с порога.
— Мила, ты почему не проходишь? — спросил выглянувший в холл Самородов.
Это вот вы, Айсберг Дмитриевич, можете с порога за трусы хвататься, а я без подготовки не могу.
— Сами мы не местные… — развела руками я. — Что делаем здесь, не знаем…
— Живете вы здесь, Людмила Константиновна, — ответил Самородов, скрываясь в комнате.