Я сделала, кажется, тысячу фотографий. Конечно, с разрешения Галины Сергеевны.
После того, как все дети напрыгались, набегались, и стали больше походить на зверят после работы с ними художника, все отправились в столовую, где нас накормили, кажется, самым вкусным обедом за всю мою жизнь.
После обеда последовал торт в аккомпанементе с компотом из сухофруктов и благодарственной речью Галины Сергеевны.
Заведующая, от своего лица и всех воспитанников, поблагодарила нас за сегодняшний день. И пригласила на импровизированную сцену в центре столовой Самородова.
Хорошо, что не меня. Я бы точно обливалась тремя ручьями слез.
Под громкие аплодисменты Александр Дмитриевич прошествовал на место Галины Сергеевны.
— Спасибо, спасибо, — Самородов движением рук утихомирил собравшихся. Вот он, мой спокойный Айсберг Дмитриевич. Разве что, сменил деловой костюм на спортивный. — Это был очень хороший день. К сожалению, они происходят очень редко. Я понимаю вас. Ведь и я когда-то сидел в этой столовой. — Самородов посмотрел на меня, а я видела лишь размытый силуэт. Эта новость шокировала меня. Как такое может быть? Почему же ничего не сказал? — Сегодня вы все показали свои таланты, спортивную подготовку и, что самое главное, сплоченность. Сегодня я почувствовал себя рядом с вами одной семьей. Надеюсь, и вы тоже. Сохраните это чувство в себе. Поддерживайте и помогайте друг другу, не потому что, вас попросили о помощи, а просто, потому что вы можете это сделать.
Все поддержали эти слова аплодисментами. Громче всех рукоплескала Галина Сергеевна, причем делала это стоя.
— А теперь, пользуясь тем, что вся семья в сборе, я хотел бы обратиться к одной удивительной женщине…
Я, кажется, забыла как дышать. Самородов достал из кармана спортивной мастерки красную коробочку, открыл ее и встал на одно колено.
— Людмила Константиновна, вы выйдите за меня замуж?
Сотни глаз, обращенные на меня. И все ждут моего ответа. Попробуй тут откажи.
Я и сама не знаю, как я все таки нашла дорогу к своему Айсбергу Дмитриевичу. Пришлось делать это интуитивно, так как слезы бежали уже не тремя ручьями, а Ниагарским водопадом. Подошла, встала рядом с коленопреклоненным мужчиной.
— Я согласна, — ответила я, принимая кольцо, вместе с поцелуем.
И опять эти раздвоенные эмоции. Девочки пищали от восторга, а мальчики фыркали.
А ну девчата по маленькой и бум немного пьяненьки…
Весь оставшийся день меня успокаивало лишь одно — ревой была не только я. В этом деле меня поддержала Света, Галина Сергеевна и работницы пищеблока.
Пришло время прощаться. В этот раз было даже сложнее, чем в прошлый. Видимо, Александр правильно сказал, что все мы здесь сегодня почувствовали родственную связь.
С другой стороны, мне не терпелось задать Самородову несколько вопросов относительно его речи. Оказавшись в машине, спросила:
— Саша, а ты почему мне не сказал, что был… жил… здесь раньше? — Слова сирота и детский дом никак не могли сорваться с языка, повиснув камнем на сердце.
— Да, это же дела давно минувших лет, Мила. — Он сделала паузу, потом продолжил, — Думаю, детям важно было услышать это от человека, кто и сам был на их месте.
— А фотографии? — спросила я. Я же сама видела семейные альбомы и голопопого маленького Самородова.
— Фотографии я забрал у биологических родителей уже давно. Думаю моей маме они были нужнее.
— А кто они эти, биологические… — тихо переспросила я, видя, что Самородов без особого энтузиазма разговаривает на эту тему. "Родители" присоединились к "сироте" и "детскому дому", больнее сжимая сердце.
Сейчас как скажет, мол, не лезь ко мне с расспросами…
Ан, нет. Заговорил.
— Стандартная ситуация. Слишком много времени уделялось алкоголю и мало ребенку. После того, как меня забыли в каком-то бомжатнике, где я провел два дня, меня обнаружили органы правопорядка и передали в социальную службу. Я этого не помню, мне тогда было года четыре. Рассказали об этом мои настоящие родители, когда я подрос и смог все правильно воспринять. Они от меня не стали скрывать ни историю моего рождения, ни того, как я попал в их семью. Наверное, биологические родители меня по своему любили. Возможно, по началу все было не так плохо, раз имели возможность делать детские фото… Не знаю. Или это должно было стать их оправданием в моих глазах. В общем, я забрал снимки. Отдал маме. И больше не искал встреч с этими людьми.
Эти люди… Я попыталась нарисовать их в своем воображении. Но не смогла. Да и нужно ли это?
Да, теперь многое стало понятно. И его желание участвовать в жизни детского дома. И его отношение к этим детям. И его забота обо всех и вся.
А мне стало ужасно стыдно за свое поведение. Опять я вернулась мысленно к тому моменту, когда решила "одарить счастьем" Самородова и уйти. Бросить его. Также стало стыдно перед Ольгой Ивановной. Уж она то точно меня должна была понять. Обязательно поеду к ней справиться о здоровье. И если все хорошо, расскажу ей о себе.
— Так, не будем о грустном, — сказал Самородов. Подтянул к губам мою руку и поцеловал. — Сегодня мы празднуем.
Я перевела взгляд на кольцо, красовавшееся на пальце.
И опять у меня этот предательский ком в горле и слез полный воз.
Мы решили отпраздновать нашу помолвку дома, вдвоем. Заказали еду из ресторана. Открыли бутылочку вина. Накрыли стол на террасе, встречая вместе закат.
Это был очень уютный, романтический вечер, не требующий бурных признаний и клятв.
Что касается свадьбы, решили просто расписаться. Собрать самых близких и дорогих людей у себя дома и отпраздновать тихо-мирно. Самородов предложил на выбор несколько курортов для свадебного путешествия, но от такого многообразия я просто растерялась. Выберу еще, успею.
Вечером, вернувшись из ванны, окутанная махровым полотенцем, застала Самородова за странным занятием. Он лазерной рулеткой измерял спальню.
— Чем занимаешься? — поинтересовалась я.
— Думаю, куда лучше пилон прикрутить. Я в твоей студии посмотрел, как все это дело крепится, вот прикидываю.
— Пилон? — переспросила я, смеясь. Это дело хорошее. Тем более, учитывая тот факт, сколько занятий уже пропустила. Надо наверстывать. — Я думала, ты туда пришел на красивых женщин посмотреть. А, оказывается, тебя только крепеж пилона интересовал.
— Конечно.
— И даже никто-никто не привлек к себе твоего внимания? — подошла к нему, "строя глазки". Полотенце сбросила к ногам. — Вообще никто?
— Ну было, конечно несколько красивых номеров…
— Ах ты, — засмеялась я, шуточно колотя его в грудь. — Задам сейчас тебе…
В общем, задала, так задала. Уснули мы уже под утро.
Какой, все-таки, хороший день — воскресенье. Тем более, когда просыпаешься в крепких объятиях будущего супруга. И, уж, тем более, если просыпаешься от того, что чувствуешь наступающий оргазм. Блин, такое впервые, чтобы вот так во сне. Не удивительно, когда в них показывают кино "Ю тач май та-ла-ла! Зер гуд я я"…
Последние несколько дней я чувствовала постоянное желание. Просто крышесносное состояние. Не знаю, с чем оно было связано. Может быть, это все последствия моего глупого побега?
Я посмотрела на спящего Самородова. Обвела пальцами контурные линии лица, шеи, плеч, вызывая мужскую улыбку. Рассчитывала, конечно, на больший эффект, но объятия Морфея были, видимо, настолько крепки, что невинных прикосновений оказалось недостаточно.
— Наверх, вы, товарищи, все по местам! Последний парад наступает! Врагу не сдаётся наш гордый Варяг, пощады никто не желает! — напевала я, залезая под одеяло.
Спускаясь все ниже, отмечала каждый пройденный сантиметр засечкой поцелуя, ощущая, как мужское тело напрягается.