После высказывания Самородова делегация засобиралась восвояси, ничего нам не сказав. Только лишь в дверях Мария Семеновна оповестила нас, что сообщит о своем решении Галине Сергеевне. На мой вопрос, когда ждать этого момента, проверяющая ответила закрытой дверью.
— Саша, она не даст согласие. Ну зачем надо было ее обижать?
— Ее жизнь обидела, а не я. Не переживай, Мила.
Самородов прошел на кухню. Поставил чайник. В доме из горячительного был только этот напиток, так как все спиртное было заранее унесено и надежно спрятано. Только вот зря все это.
Айсберг Дмитриевич налил две кружки ароматного чая. Сделала несколько обжигающих глотков, немного успокаиваясь.
Самородов поставил свою кружку на стол, отнял у меня мою, расположив ее рядом с фарфоровой соплеменницей.
— Так что ты там говорила про бывшую подругу, а, моя любительница острых ощущений? — спросил он, надвигаясь на меня.
— Я… Саша, это была ложь во спасение!
— Дааа?? — протянул Самородов, подтягивая следом за собой стул. Установил его у столешницы. Провела параллель.
— Саша, ты с ума сошел? А вдруг вернутся?
— Не вернутся.
Айсберг Дмитриевич подошел ко мне, подсаживая на край столешницы, размещая загипсованную ногу на стуле.
— Ну что, Нехочуха, возьмешь меня? — спросил он, расстегивая цепочку мелких пуговиц на блузке.
— Возьму!
Нам удалось забыться на некоторое время в объятьях друг друга. Да, сейчас это было просто необходимо.
Мы с тобой одной крови
Последующие несколько дней стали настоящим испытаниям для моих нервов. Меня кидало то в слезы, то в еле сдерживаемую ярость. Каждое утро я звонила Галине Сергеевне узнать, есть ли какие-то новости для нас. И лишь на третий день таковые появились.
Галина Сергеевна пригласила нас в детский дом, сказав, что это не телефонный разговор. Отказали! Почему-то я была уверена в отрицательном решении относительно получения опекунства, пусть и временного, над Кириллом.
В полной гнетущей тишине, временами разбавляемой моими всхлипами, добрались таки до детского дома. В кабинете заведующая ждала нас вместе со знакомым нам уже юристом и представителем социальной службы — Марией Семеновной.
Точно, отказали. А главная проверяющая пришла насладиться своим триумфом.
— Людмила Константиновна, Александр Дмитриевич, присаживайтесь, пожалуйста.
Я посмотрела на предлагаемые места для сидения. Боже, зачем такие церемонии. Просто скажите, что не считаете нас пригодными для опеки над ребенком и отпустите.
— Мила, — позвал меня Самородов, отодвигая стул. Помог мне занять свое место.
Галина Сергеевна дождалась, пока Александр усядется. Затем и сама прошла к своему стулу во главе стола.
— Людмила Константиновна, Александр Дмитриевич, опираясь на полученные данные, предоставленные вами и на результаты проверки, проведенной в вашем доме, которая не выявила никаких нарушений, — на этих словах Галина Сергеевна запнулась, переводя красноречивый взгляд на Марию Семеновну. — Нами было принято решение предоставить вам временную опеку над Кириллом. С момента заключения этого договора сроком на шесть месяцев вы берете на себя ответственность за этого ребенка. За нами остается право расторгнуть договор о временной опеке в течении десяти дней. Такое же право остается и за вами.
О боже, мы сейчас о ребенке разговариваем или о холодильнике, который собираемся приобрести?..
От нахлынувших чувств закружилась голова. Я схватилась за край стола, чтобы удержаться и не упасть со стула.
— Людмила Константиновна, с вами все хорошо? — послышался встревоженный голос заведующей.
— Мила, ты как? — раздалось почему-то снизу. Открыла глаза, сама и не заметила, как зажмурилась, пытаясь унять головокружение. У моих ног на корточках сидел Айсберг Дмитриевич, встревоженно вглядываясь в мое лицо. Головокружение прекратилась и я нашла в себе силы улыбнуться.
— Да, спасибо, все хорошо. — Распрямилась. — Просто перенервничала.
— Людмила Константиновна, держите, — Галина Сергеевна подала мне стакан с водой.
— Спасибо.
После выпитой живительной влаги все вокруг заиграло красками. Согласились!
Затем свое слово взял юрист, разъясняя наши права и обязанности. Отдельно выделил тот пункт, что мы, не смотря на опекунские привилегии, не имеем права распоряжаться недвижимостью Кирилла, которую, конечно, круглый сирота не имеет.
Так же нами были проверены банковские реквизиты. Ведь государство, от широты своей души, теперь обязалось выплачивать нам ежемесячное пособие. Самородов лишь хмыкнул, ставя свою подпись на документе.
Распишитесь здесь, распишитесь там. К окончанию нашей встречи на косточке указательного пальца красовалась мозоль. Зато это стоило того. Нам наконец-то вручили документ, подтверждающий наше с Самородовым опекунство.
— Я буду вас периодически проверять, — вставила свои пять копеек Мария Семеновна.
— Всегда вам рады, — ответил за нас обоих Айсберг Дмитриевич своим холодным голосом, который мог продрать до костей. Рады — это не то слово!
— Я не верю, — сказала я Самородову, оказавшись наедине в машине. — Саша, ты можешь поверить в это?!
Айсберг Дмитриевич лишь улыбнулся, наблюдая за моей реакцией.
— Мила, как ты себя чувствуешь?
— Все отлично. А что?
— Перепугала меня.
— Все нормально, Саша, правда. Так, сейчас давай пулей в магазин. Надо купить игрушек. Что еще-то? Памяти нет совсем…
Наконец, тайна за семью печатями стала доступна для нас. Когда мы вернулись в кардиологическое отделение, Самородов попросил лечащего врача уделить нам время. Мы оставили Кирилла и его новых друзей заниматься распаковкой игрушек, а сами отправились за ответами в кабинет светила кардиологии.
Дефект межпредсердной перегородки. Таковым был диагноз.
Не смотря на подготовку к этому разговору, после произнесения врачом диагноза, по спине пробежал озноб. Из моей головы напрочь вылетела вся информация, которую я почерпнула из просторов интернета, когда изучала все разновидности пороков сердца. Про этот я тоже читала, только, что?..
— При таких пороках применяются два вида операции — малоинвазивный и полостная на открытом сердце.
— В случае с Кириллом какая будет проведена операция? — спросил Самородов. Он лучше меня владел собой и только близкие люди могли разглядеть за этой холодностью волнение. Айсберг Дмитриевич сжимал мою руку в своей, и сейчас я не понимала, чья из наших конечностей отбивает нервную дробь.
Мое сердце трепыхнулось и замерло в ожидании ответа на вопрос.
— В случае с Кириллом возможна только операция на открытом сердце.
Сквозь белый шум, окутавший меня, доносились страшные слова: разведение грудной клетки, аппарат искусственного кровообращения, долгое восстановление.
- Почему нельзя провести малоинвазивную операцию? — спросил Александр надломленным, даже нет, сломленным голосом.
— Понимаете, этот дефект часто встречается у детей. К семи годам, в некоторых случаях, перегородка закрывается сама, но иногда она становится шире. У Кирилла именно такой случай. Заплатка, которая вводится через артерию при малоинвазивной операции слишком мала, чтобы устранить его дефект.
— Почему же так долго ждали с операцией? — прорычал Самородов, тем самым выводя меня из состояния ступора. Перевела на него взгляд, словно до этого момента находилась не здесь и не сейчас.
— Повторюсь, считается, что до семи лет межпредсердная перегородка может прийти в норму. Но сейчас тянуть уже нельзя. Промедление может привезти к склерозу сосудов легких. При таком исходе любая операция на сердце запрещена.
Переглянулись с Александром.
— Назначайте операцию, — сказал он.