И не было иных мыслей.
И не хватало сил, чтобы перечить этой.
И она, эта последняя мысль, как последняя нить, постепенно утончаясь, некоторое время еще связывала его с миром. И вдруг оборвалась.
Часть третья
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Славик не слышал, как звонко и громко потрескивали, постреливали поленья, горящие в печи, как рассерженным исполинским шмелем гудело в ней разбушевавшееся пламя. Не слышал он и непрерывного размеренно четкого тарахтения, которое в растворенные форточки вплывало с улицы вместе с белой струей холодного воздуха. Парень ничего не слышал и не видел вокруг, прильнув зачарованным взором к решетчатой серой стенке радиоприемника, сквозь которую легко просачивалась мелодия, сперва нежная и томная, потом бравурная и громкая. Славик не просто слушал, а прямо-таки вбирал, впитывал в себя знакомую и незнакомую музыку, которая в его воображении тут же обретала не только цвет, но и форму: странную, необычную, но вполне завершенную. Перед внутренним взором Славика возникали и рушились и вновь возносились необыкновенные, доселе невиданные строения, деревья и живые существа. Они шевелились, двигались, меняли окраску, то гнулись к земле, то тянулись к небу, закручивались спиралями, свертывались кольцами.
Дивные миры, неведомые и прекрасные, проплывали перед глазами юноши, и звали, и манили его, и влекли туда, где была иная жизнь — пестрая, яркая, шумная, где все двигалось, менялось, возникало и рушилось, перемалывая время и события. Славик предчувствовал, что там, куда его влекло, не было ни здешнего покоя, ни здешних отношений. Зато там было движение, борьба, цель, а он рвался к ним, не сознавая этого. Околдованный музыкой, поглощенный видениями, Славик давно позабыл, где он и с кем, и ни разу не глянул даже на Андрея, который, сидя в стороне, настороженно и пристально наблюдал юношу.
И четырех месяцев не прошло с тех пор, как их столкнула судьба, а у Андрея не было сейчас человека роднее, дороже и ближе Славика. Все свои дела, мысли, поступки Андрей теперь измерял и оценивал применительно к Славику. Иногда Андрею казалось, что он знал этого парня сызмальства, нянчил и пестовал, учил говорить и ходить, различать цвета, голоса и запахи. Андрей был уверен, что, еще не повстречав парня, уже знал о существовании вот этой круглой черной родинки над левым локтем Славика, и иные его родовые приметы казались давно знакомыми и, что особенно странно, родными. Про себя Андрей называл Славика «сынок» и, забывшись, не однажды так и обращался к парню, которого таскал за собой всюду: на линию, на охоту, на подледную рыбалку, уча его всему, что знал и умел сам.
Глянув на Славика, почему-то Андрей решил, что юноша загрустил.
— Славик!
Тот не пошевелился.
— Славка!
Никакой реакции.
Легонько прикусив нижнюю губу, Андрей задумался, как бы развеселить юного друга, и очень обрадовался, заслыша ворвавшийся в форточку яростный, злобный собачий лай.
— Уж не зверь ли набрел? — нарочито громко высказал Андрей догадку.
И зацепил Славика.
Тот вынырнул из омута видений, повернулся к Андрею, который неторопливо снимал с гвоздя ружье.
— Что случилось?
— Слышишь, как лают? Похоже, зверь набрел.
— Я с тобой, — подхватился Славик.
— Само собой. Одевайся живо. Ружье прихвати.
Славик метнулся к вешалке, а Андрей шагнул в глубь комнаты, сердито и сильно надавил клапан выключателя радиоприемника, бормотнув при этом:
— Передохни, дружок. Остынь…
— Я готов, — донесся нетерпеливый голос Славика.
На ходу, не выпуская из рук ружья, Андрей сдернул с вешалки свой полушубок и молниеносно оделся.
В сопровождении нервно рычащих и лающих собак они обошли все подворье, по выбитой вездеходом дороге дошли до родничка, из которого брали воду для питья, оттуда по тропинке добрались до опушки леса, но нигде не обнаружили ни зверя, ни его следов.
Прозрачная морозная синь окутала землю, залила застывший лес, притушила сверкание и блеск снегов, приглушила, пообмяла все земные звуки. Легкая, незамутненная, стылая синь окутала Славика с Андреем неправдоподобной, поразительной, неземной тишиной. Неумолчно ворчащие собаки вдруг умолкли, уселись подле людей, таращась на огромный безмолвствующий черный лес.
— Как тихо, жуть… — с боязливым восторгом прошептал Славик.
— А мы сейчас распечатаем эту тишину. Расколем… — нарочито задорно и весело сказал Андрей.