Не сговариваясь и незаметно, они перешли на «ты». Женщина придвинулась к Бурлаку, и они сперва ненароком, а потом намеренно касались друг друга локтем, коленом, плечом. И от этой близости, от ее раскаленного, притягивающего тела он хмелел приметнее и скорее, чем от вина. Иногда, сойдясь плечами, они затихали расслабленно, слушая музыку, — то надрывно тоскливую, щемящую душу, а то лихую и разбойную, подмывающую, срывающую с места. И может быть, лишь для того, чтобы удержать себя на стуле, Рита взяла Бурлака за руку, и они довольно долго сидели так, рука в руке, голова к голове. В эту минуту Бурлаку и привиделась степь. Он знал ее только по кинофильмам да фотографиям, а вот увидел необыкновенно явственно, и была та степь на диво яркой. По ослепительной зелени высоких трав мчались всадники. Сильные, стройные кони будто плыли по зеленым волнам. Ветер свивал в жгуты длинные гривы, вздымал и парусил хвосты. А впереди всадников, порой пропадая в траве, скакал бронзовый дог с улицы Изабеллы.
Хмурилось небо.
Трубно ржали усталые лошади.
Широкими скачками летел по зелени бронзовый дог… Рита поцеловала его в щеку. Мягкими, зовущими губами. Потом ее губы коснулись его уха и он услышал:
— О чем думаешь?
— Ни о чем.
— Тебе хорошо?
— А тебе?
— Мне кажется, это сон.
Легонько куснула мочку его уха. Бурлак шало покосился на Риту, хотел что-то сказать, но она сжала его руку.
— Молчи, Максим.
Когда он заказывал еще бутылку вина, Рита о чем-то перемолвилась с официантом.
— Это последняя, Максим. Иначе тебе не хватит капиталов.
— Я заложу тебя.
— Не надо: пригожусь.
Едва они отпили по глотку, как Рита глухо и невнятно проговорила:
— Я хочу любить тебя, Максим. Пошли.
— Пойдем, — не раздумывая, откликнулся Бурлак, помогая ей подняться.
Выйдя на улицу, Рита сразу обняла Бурлака, прильнула к нему и поцеловала в губы.
Брызнул дождь. Неуверенный и почти неощутимый.
Они укрылись под могучим раскидистым платаном в сквере. Распахнув полы жакета, Рита прижалась к его груди.
— Я твоя, Максим, слышишь? Пойдем ко мне. Тут рядом.
Вздрагивающими непослушными пальцами Рита торопливо стала расстегивать пуговки на его рубашке.
— Я люблю тебя… — бормотала она. — Я хочу тебя…
И так необузданна и откровенна была в своем желании, что Бурлаку стало не по себе.
— Мне пора… — твердо выговорил он, разнимая обнимающие его руки. — Я еще не собирался… В шесть утра самолет.
— Успеешь, — не в силах понять происходящего, еле внятно пролепетала Рита. — Пошли…
— Нет-нет. Я же тебе объяснил…
Она наконец поняла и взбесилась.
— Ты… Ты… Не можешь?..
— Не хочу…
Она выпрямилась. Подобралась. Стала и выше, и стройней, и величавей. И, не тая презрения, тихо, прямо в лицо ему:
— Тебе нужна виза вашего посольства?
И захохотала.
По листве, по утоптанному песку тропинок, по еще не остывшему асфальту близкой мостовой забарабанили крупные капли. Глухо заворчала, заволновалась листва, над головой встревоженно крикнула сорока, издали донесся сдвоенный сигнал полицейской машины, и тут же все земные звуки поглотил грохот ливня.
Бурлак шагнул из-под укрытия под расколотое небо, и его сразу накрыло ливневой волной.
Насквозь промокший, он слепо шлепал по лужам, перепрыгивал ручьи, брел через потоки, все дальше и дальше уходя от оскорбленной и разъяренной женщины…
ГЛАВА ВТОРАЯ
Этот субботний день народился солнечным, тихим и теплым. Тускло посверкивала на солнце гигантская песчаная проплешина тундры, к которой прилепился город Гудым. На песке не росли ни трава, ни цветы, ни деревья. Дома, тротуары, бетонка, редкие чахлые деревца — все было серым от налипшего песка. Песчаные кляксы пятнали витрины магазинов, окна домов, ветровые стекла автомашин, лица и одежду прохожих.
Откуда взялся песок в тундре — никто не знал да и не думал об этом. Одни утверждали: «следы оледенения», другие: «бывшее русло реки», третьи придумывали еще что-нибудь такое же приблизительное, не проверенное, не подтвержденное. Будто всплыв со дна огромной, песчаной пучины, город встал на серой зыби, оплел бетоном, железом и камнем ползущие дюны, прошил их стальными трубами, и закрепился, и стал расти и расти.
Каменные кварталы города с трех сторон обложили стаи заводских и самодельных балков. Издали казалось, серый город по серому песку убегает от серой своры балков.
Этот субботний день народился солнечным, тихим и теплым. Таким он и разгорался до полудня. И вот уже запестрели на улицах яркие легкие рубахи и блузки. Рыбаки-любители, грибники и ягодники стали гуртоваться в десанты, чтобы завтра чуть свет «двинуть на природу». Только и разговоров было: куда, с кем и зачем в воскресенье. Но…