Пустота и тишь сразу настроили Марфу на раздумья. Замедленно и методично шагала и шагала она по узенькой аллейке тупичка, цепляясь плечами, касаясь головой запорошенных ветвей деревьев, отчего те колыхались и вздрагивали, сбрасывая с себя холодные белые искры…
Давно ли жизнь казалась ей радужной, праведной и доброй, и куда бы она ни глянула — всюду было солнечно, и куда бы ни протянула руку — везде были друзья, и куда бы ни шагнула — одна дорога, прямая и торная, — к счастью. Сколько знакомых у нее в этом городе, сколько друзей. Все они не раз сидели за ее столом, ели и пили из ее рук, прочувствованно и горячо целовали их, улыбались, любовались ею и рады были услужить. Тогда она была женой короля заполярного Гудыма, всесильного Максима Бурлака, его тенью, его половиной. Теперь она — ничто. Просто женщина. Одинокая, уже немолодая. И, что греха таить, увядающая. И, понимая происшедшую с ней метаморфозу, Марфа никак не могла решить: в какую же дверь постучать? Боялась расспросов, сочувствия, жалости, а пуще всего — фальши…
Женщины будут злорадствовать и, проводив ее за порог, кинутся с этой новостью к знакомым, всласть помоют косточки ей и Максиму, понаплетут небылиц, и останется она в их памяти покинутой, несчастной и жалкой неудачницей…
«Нет, голубушки, нет, милочки, не доставлю вам такой радости. Не постучусь просительницей, не войду неудачницей. Официанткой, посудомойкой стану, а не поклонюсь. Ни плакаться, ни просить, ни заискивать… Не дождетесь…»
Мужчины? Мужчины будут сдержанно корректны, может, кто-то из них окажется настоящим товарищем, без сочувствия и жалости сделает что-то. Но что сделает? А главное, кто сделает? Кто из них таков?
Стала перебирать в памяти знакомых. Все они занимали высокие посты в главках, управлениях, обкоме партии, облисполкоме. У всех были власть и авторитет и большие возможности. И каждый мог найти ей заветренный уголок на Севере, где-нибудь не очень далеко от Гудыма. Вот только как отразится на Максиме ее встреча с высокопоставленными знакомцами? Все они мужики умные, тертые, понимающие жизнь. Начнут расспрашивать, интересоваться. Байками их не охмуришь. Не ровен час, зацепят за больное — разомкнется, раскроется, распахнет душу. И не распахнет — все равно никто не поверит, что она инициатор разрыва. Надумала вот, взбрыкнула и ушла невесть куда, невесть зачем, невесть к кому… Сорокалетняя жена управляющего трестом так не уходит, тем более что об их гудымском житье-бытье не было доселе ни дурных намеков, ни недобрых сплетен, и всяк не дурак поймет истинную причину ее бегства из дома. А скоропалительная женитьба Максима лишь подтвердит, подкрепит эту догадку…
«И пусть, пусть видят голый зад короля. У меня ни угла, ни семьи, ни работы. Дочку выпроводил на все четыре. И хоть бы хны. Милуется с этой кукушкой. Ей носки не штопать, копейки не считать. Захомутала, задурила да еще в святые…»
Распалила, взвинтила себя, загорелась местью. И, наверное, наломала бы дров, кабы были они под рукой. Кабы рядом был тот, кто мог покарать обидчика.
Захваченная мстительным восторгом, Марфа остановилась посреди узенькой аллейки. Глаза горячечно блестели, на щеках приметный гневный румянец, а спелые ядреные губы беззвучно шевелились, немо выговаривая что-то жесткое, злое, разящее… «Не оставила бы, дура, заявление, не вдруг закрутил бы с этой кукушкой. Ольга Бурлак. Ишь ты! Сразу и Бурлак, жена управляющего. И полная чаша. На чужом хребте с разбегу в рай. Какая я дура! Обоих бы носом в стенку, посветлело бы в мозгах, вылетела блажь из башки. Поспешила — насмешила. Это точно. Сама себя в убогие произвела. Под чужую жалость подставила…»
Ей было больно от этого запоздалого, ненужного, никчемного самобичевания. Да, все случилось не так. Неладно. Необдуманно. Сгоряча и сослепу. И от сознания того, что можно было бы по-иному, что надо было бы повременить и тогда, наверное, удалось бы избежать катастрофы, стало особенно тягостно. Будто чья-то твердая, шершавая, холодная ладонь стиснула бунтующее сердце, и то трепетно и яростно забилось в недобром чужом кулаке, но разорвать сжимавшиеся пальцы не смогло.
— Ах! — сдавленно простонала Марфа. — Ах!..
Сунув правую руку под полу, помяла, потискала, потерла под левой грудью.
— Ну зачем… зачем травить себя? Вперед пятками не ходят… — Поежилась. — Зимно как-то, зимно…
И замерла. Последнее слово вытянуло на свет знакомую фамилию «Зимнов». Сразу встал в сознании тот, кому принадлежала эта фамилия. Геннадий Артемьевич Зимнов. Начальник стройпути, который построил тысячекилометровую железную дорогу от областного центра к новорожденным городам нефтяников, а сейчас тянет стальную колею к Гудыму.