Парень подбирался к девушке как охотник к пугливому зверю – бесшумно и неспешно. С интересом расспрашивал ее о семье, о селе и с удовольствием смеялся над меткими и остроумными характеристиками, которые она давал односельчанам, но думать мог лишь об одном. Не желая давать ей ни малейшего повода замкнуться, расспрашивал о том, что ему было вовсе не интересно:
– А что вы больше всего любите делать в своей семье?
Ответ его изрядно удивил:
– Петь. У нас у всех голоса неплохие. Мама хорошо на фортепиано играет, мы с сестрой – на гитаре.
– А что вы поете? – спросил он это скорее для проформы, уже зная ответ.
– Главным образом русские романсы. Арии из опер. Ну, кому что нравится. Мне, к примеру, Окуджава очень нравится, а сестре романсы Фомина.
Не знавший, кто этот самый Фомин, Павел поспешил обойти опасную тему и принялся выспрашивать ее, кто чем занимается. Выяснилось, что ее семья учительствует в этой самой Ивановке вот уже два столетия.
– У деда хранятся семейные архивы. У меня тоже есть семейный альбом. Если хочешь, я тебе его покажу, он у меня с собой.
Павел захотел, и они еще долго со смехом рассматривали ее фотографии на фоне различных деревенских построек и огромного пруда среди соснового бора. Почти на всех снимках рядом с ней находился этакий былинный великан с пышной шапкой кудрявых белокурых волос. Насторожившийся Павел спросил:
– А это кто?
Жанна немного помялась и скованно ответила:
– Да так, одноклассник. Мы с ним с детства дружим. – И быстро закрыла альбом.
Павла обдала жаркая волна незнакомой прежде ревности, но расспрашивать дальше об этом былинном богатыре он не решился. Как говорится, не хочешь слышать неприятный ответ, не задавай вопрос.
Когда часы показали одиннадцать, хозяйка с намеком посмотрела на гостя, напоминая, что посторонние должны покинуть общежитие. Павел встал, благовоспитанно проговорил «до свиданья» и вышел, даже не пытаясь на прощанье приложиться к ее щечке.
Прикрыв глаза, Жанна обессилено прислонилась к закрывшимся за ним дверям с острым чувством одиночества. Может быть, ей стоило его оставить? Тут же встряхнулась, пытаясь воззвать к своему благоразумию, но оно упорно молчало.
Павел добежал до своей машины, сел за руль и, посвистывая, помчался домой. Вот так и надо было поступать – никакого напора, страсти, просто наивно-дружеские отношения. Но с каждым разом всё более и более дружеские. Если бы он не напортачил поначалу, теперь был бы в гораздо более тесных, так сказать, телесных, отношениях с Жанной.
Но зато он впервые в жизни получил удовольствие от простой болтовни с девчонкой. Причем без всяких неприличных намеков, хоть удерживаться от них с непривычки было сложновато. Но он не хотел нарушить возникшее между ними хрупкое доверие и тщательно следил за своим несдержанным языком. Ляпнет что-нибудь, Жанна тут же вспыхнет, как порох, и прости-прощай все его надежды. Он давно заметил, что темперамент у этой северной девушки африканский. И в кого это, интересно? Да еще этот сомнительный дружок-одноклассник, засевший у него в печенках.
Приехавшая на следующий день Юля первым делом спросила:
– Как домой съездила? Видела своего богатыря?
Пришлось сказать правду, врать Жанна и не умела и не любила.
– Мы с Сашкой выяснили отношения. Он меня никогда не любил. Он сказал, я для него как сестра. В общем, нафантазировала я себе много, а получился сплошной пшик. Он мне, кстати, пожелал быть осторожнее и в постель к Павлу не прыгать. Потому что ни один нормальный парень после этого меня замуж не возьмет.
Юлька нервно всплеснула руками.
– И из какого века он выпал?
Жанна уныло констатировала:
– Он не из века, он из нашего села. Там все так считают.
Юлия даже не нашлась, что на это сказать. Широко разведя руками, пробормотала себе под нос что-то непонятное и принялась собираться в универ. Она приезжала в понедельник рано утром, хотя из-за этого ей приходилось вставать на пару часов раньше. Жалобно ворча, что совершенно не выспалась, нашла нужные тетради, засунула их в сумку, и они с Жанной побежали в универ. Погода изменилась – вместо противного мелкого дождя, моросящего утра до вечера, похолодало, и скользкий асфальт отсвечивал под холодным светом фонарей неприятным льдистым блеском. Едва успевшая подхватить поскользнувшуюся подружку, Юлька философски заметила: