— Как это — "больше самого мира"? — криво усмехнулся Мишка.
— Богу ведь нужно отличаться от мира, правильно? И при этом как высшей сущности не быть меньше мира, правильно? Значит, именно мир должен входить в состав бога, должен быть его частью.
— Почему это мир должен входить в состав бога? — не согласился Мишка. — Разве они не могут существовать как-нибудь друг рядом с другом?
— Тогда высшей, наибольшей сущностью будет уже не бог, а бог совместно с миром, то есть их объединение, — объяснил Жженька. — Значит, тут бог станет не единственным и всеобъемлющим, а ограниченным и потому, очень возможно, имеющим равных соперников. Других претендентов на роль руководителя.
— Ладно, Жженька, не буду спорить, — произнёс Мишка, нетерпеливо поглядывая на выход из строптильни. — Ну что: это всё у тебя?
— Подожди малость, — с хитрой улыбкой попросил Жженька. — Из того, что мир должен быть частью бога, следует ряд выводов. Например, такой вывод: настоящий бог — не творец.
— Что? — вытаращил глаза Мишка. — Настоящий бог у тебя — "не творец"?
— Для охватывающего собой всё, — развёл руками Хламоносов, — нет возможности создать что-либо внешнее, что-либо отдельное от себя.
— Отдельное от себя? По-моему, ты мудрёнизируешь, — помотал головой Мишка. — А мыслить, Жженька, нужно ясно и просто. Например, так: мир есть? Есть. Значит, его кто-то сотворил. Поэтому наши прославления бога — это благодарность за сотворение им мира и нас в нём.
— Расселянин, если тебе нравится указание на сотворённость — в данном случае на сотворённость мира богом, — то нужно ведь быть последовательным. То есть поставить следующий в очереди вопрос: а кто сотворил бога, сотворившего мир? Ещё один создатель? Выходит, благодарить теперь нужно сего более раннего создателя? Но кто тогда сотворил и этого создателя? Кто-то, ещё больше заслуживающий прославления? И так далее, и так далее. Как видишь, Мишенец, придумка про творца мира приводит к выстраиванию вереницы из чушеродных и ничего не объясняющих пустышек.
Мишка сосредоточенно нахмурился, осмысливая изъян, возникший в привычной картине мира.
— Ладно, понял: отдельное от себя всеобъемлющий создать не может… Постой-ка: но это значит, что у настоящего бога не должно быть и никаких врагов — вроде представителей нечистой силы? Так ведь, Жженька? Да?
— Да, всё верно, — кивнул Хламоносов. — Для них просто не остаётся места. Ну и, конечно, полноценный бог не нуждается ни в каких помощниках вроде жрецов-чудовников, святых негодников и прочих притворных.
— Как это — "не нуждается в помощниках"? — усомнился Мишка. — Разве можно уследить за всем без помощников?
— Мишелец, полноценный бог — это то, что ни в чём не ограничено, — напомнил Жженька. — То есть всемогуще, всеведуще и вездесуще. Такое всемогущее, всеведущее и вездесущее нечто, по идее, должно уследить за всем без затруднений. Сам подумай: разве всемогущему нужны помощники? Они нужны лишь тому, кто не всемогущ.
— Жженька, ты, кажется, повторяешь равнобесия и нелепости, которые всю дорогу изрекает этот жалкий Никтот, — язвительно захихикал Мишка.
— Я их не "кажется" повторяю, я повторяю их слово в слово, — отчеканил Хламоносов. — Никтот нелеп и жалок лишь потому, что пытается быть полноценным, ни в чём не ограниченным богом. Да вот только сие невозможно. Что Святонаил перед нами из раза в раз и доказывает. Ибо неограниченности противоречат и сами себе, и друг другу. А потому бог как нечто полноценное, неограниченное — не существует. Не может существовать.
— А что же тогда существует? — недоверчиво удивился Мишка. — Жженька, ты уверен, что мы видим не настоящих богов?
— Да это вообще подделки, идолища, — фыркнул Хламоносов.
— Идолища? — остолбенел Мишка. — Жженька, как такое можно говорить?
— Ты, Мышленец, — криво заулыбался Хламоносов, — задумайся хотя бы вот о чём: бог — это ведь, по идее, самый сильный, самый заботливый, самый предусмотрительный защитник, так? Если ты ему угоден, то бог не даст тебя в обиду, совладает с любой угрозой, правильно?
— Да, правильно… — Мишка кивнул с большой осторожностью, поелику в словах Жженьки чувствовался подвох.