— Не хочу проиграть завтрашний боединок, — хмуро буркнул Мишка. — Готов ради победы поклониться даже врагам благих сил.
— Вот это по-нашенски, — одобрил Хламоносов. Он, как и Мишка, жил в Шан-Трапэ — северной половине Айдавкино. И, разумеется, болел против Деда Убивня, главного бойца Злободы — противоположной половины народохранилища. — Ладно, пошли во двор, грехопаденец…
Во дворе Жженька поймал Лайнера за ошейник и велел Мишке заглянуть в собачью будку.
— Я устроил тайник сзади, под крышей, — объяснил Жженька Мишке, удерживая бесящегося пса. — Пошарь там как следует.
Конура была небольшой, и длины Мишкиной руки вполне хватило, чтобы достать до дальнего угла и нащупать под просмолённой крышей щель тайника.
— Ага: то, что нужно, — кивнул Хламоносов, когда Мишка вытащил из конуры тряпичный свёрток. — Полезли обратно в подпол, старанник.
В подполе Жженька развернул тряпицу, расправил сложенные листы бумаги и, перебирая их, сосредоточенно забормотал:
— Так, ищем что-нибудь про сыновей металлолома… Всё, кажется, нашёл: "Призвать металлоломово отродье". Держи листок, волжбан. Читать нужно вот отсюда.
— "Ищу себе на…опу приключений…" — нараспев начал читать Мишка волшебные слова.
— Ты что творишь, пугалтер? — всполошился Хламоносов, вырывая у Мишки листок. — Я же предупреждал: озвучивай эту гнусеологию только на Свалке Чудес. А не здесь. Зачем нам здесь неблагие силы?
— Постой, Жженька — разве не ты учил меня пять минут назад, что дельный человек сам должен бежать на поклон ко врагам божьим? — с ехидством напомнил Мишка. — Ох, нетвёрд ты всё-таки в своих ересях, Жженька… Не веришь, видать, в них.
— Да, догадырь, есть немного, — смущённо признал Хламоносов. — Всё никак не решусь подтвердить делом разумные выводы. Ну да ладно. Ты дорогу-то на Свалку хоть знаешь, мозжечок-с-ноготок?
— А что, в про́клятое место проложена дорога? — усомнился Мишка.
— Для человека приметливого — ещё как проложена, — ободряюще улыбнулся Жженька. — Нужно пройти от начала Запретной Стороны мимо муравестника лысиц. До гнезда яйценосного журавля. Гнездо увидишь издалека: оно устроено на верхушке скандалового дерева. Дерево мёртвое. Там весь лес высох и полёг. Одно только это дерево ещё и стои́т. А шагах в ста за ним виден круган — тёмный такой и островерхий. Над ним иногда курится дымок. Оный круган и есть Свалка Чудес.
18. Встреча с дикарями
Теперь Мишка вытащил из заплечного мешка седой парик, накладную бороду и мохнатые брови. Всё это жрецы Святонаила наказали приклеить перед встречей с дикарями: дабы последние приняли просвещенника за пожилого мужа и преисполнились уважения к его речам.
Надев парик и приклеив бороду и брови, Мишка стал готовить то, что, как ручались жрецы Святонаила, должно было поразить воображение простодушных туземцев.
Для начала Мишка достал благословлённый картон и намоленные химреактивы: гнило-уроновую кислоту, суррогат натрия, перепись водорода, акустическую соду, карбонат углерода и йодовитое бензолото — всё в виде безводных гидратов. А затем, непрестанно читая боговорку для канонического соединения реактивов, смастерил пару десятков запугивающих шутих и большой патрон с долгим салютом.
На это изготовление ушёл целый день. В перерывах для перекуса привезёнными с собой сокофруктами Мишка поднимался на небольшую скалу, возвышающуюся поблизости, и разглядывал оттуда ландышафт котловины и селение дикарей.
О туземцах Ню-Йорска и об их жизни Мишке кое-что уже было известно — от жрецов, готовивших его к выполнению заслуги.
Например, Мишка знал, что туземцы относятся к полонезийской народности и говорят на соответствующем языке, что себя называют Голосексуалистами, а своё селение — единцем Хибаровск. Единец располагался у вод озера Шимпанзее. Озеро наполняли ручьи, стекающие в центр котловины со склонов окружающих её Каквасских гор. Берега озера были изрезаны выступами суши, и самые большие из оных туземцы именовали полуостровом Щукотка и мысом Лаборатор. Хибаровск раскинулся как раз по берегу залива между этими полуостровами.
Над своим светопредставлением Мишка трудился, мало опасаясь, что его обнаружат: жрецы Святонаила заверили Мишку, что дикари почти никогда не отдаляются от селения. Поскольку, одержимые демонами безделья, не занимаются ни сельским хозяйством, ни даже охотой.
Правда, охотой дикари не занимались, видимо, ещё и потому, что когда-то просто переловили и съели всю живность: вокруг не было заметно малейших её следов.