Знаменитый сталинский тост в честь русского народа, «наиболее выдающейся нации из всех наций, входящих в состав Советского Союза», произнесенный в 1945 году, дал понять гражданам СССР, что партийная линия в послевоенные годы будет руссоцентристской. Дополненная «мифом о войне», руссоцентристская пропаганда играла исключительно важную роль во всей массовой культуре после войны, превосходя по своей значимости все, кроме культа личности вождя. В 1947-м году, к примеру, праздновались не только 30-я годовщина Октябрьской революции, но и 110-я годовщина со дня смерти Пушкина, а также 800-летие Москвы [941]. Имена великих русских людей прошлых веков — политических деятелей, военачальников, выдающихся представителей науки и искусства — не сходили со страниц книг и журналов, со сцены и киноэкрана. Эта руссоцентристская пропаганда, сочетавшаяся с противодействием развитию национального самосознания в других республиках СССР, была исключительной по своим масштабам и напору.
Тот факт, что вся массовая культура в СССР в последнее десятилетие сталинского режима находилась под знаком утверждения русского национального величия, неоспорим, однако остается малоизученным вопрос о том, как это влияло на конкретные решения, принимавшиеся партийным руководством. Поскольку исследования, опубликованные по «Ленинградскому делу», рассматривали в основном политические махинации Маленкова и Берии, достаточного внимания не было уделено ни общей ситуации во второй половине 1940-х годов, ни политическим биографиям участников этого противостояния — в первую очередь, Жданова, Кузнецова и Родионова, а также П. С. Попкова, преемника Кузнецова на посту 1-го первого секретаря ленинградской партийной органюации. Совершенно не изучен вопрос о том, какую роль играли руссо-центристские мотивы в деятельности Жданова и его сторонников, В обязанности Кузнецова после его включения в состав секретариата ЦК в 1946 году входило руководство региональными партийными организациями РСФСР [942]. Задача была не из легких и, похоже, доставляла много хлопот не только Кузнецову [943], но и Жданову. К разрешению этих проблем привлекли даже Хрущева, когда он после войны возвратился из Киева в Москву. Позже он вспоминал:
«Когда я приехал с Украины и зашел к Жданову, тов. Жданов мне начал высказывать свои соображения: "Вот видите, все республики имеют партийные органы, имеют ЦК, они обсуждают, решают вопросы, ставят вопросы перед ЦК союзным и перед этим Советом Министров СССР. Одним словом, смелее решают, они созывают совещания по внутриреспубликанским вопросам, обсуждают эти вопросы, ну, и мобилизуют людей. Как-то, значит, жизнь бьет ключом, так сказать, нормально, значит, и все, а это способствует лучшему развитию экономики и культуры и партийной работы. Российская Федерация не имеет этого, она не имеет выхода, так говорят, к своим областям — каждая область варится в собственном соку. Чтобы собираться на какое-то совещание Российской Федерации, об этом не может быть и речи. Да у них и органа нет такого, который собрал бы такое совещание, на котором можно было бы эти вопросы обсуждать"».
Хрущев согласился со Ждановым: «Да, это верно — в неравные условия поставлена Российская Федерация, и интересы Российской Федерации страдают от этого» [944].
Жданов, ободренный реакцией Хрущева, продолжал размышлять о том, как бы излечить административный недуг Российской Федерации. Это, по его мнению, могло бы сделать специальное бюро ЦК партии, которое занималось бы вопросами РСФСР. Жданов был уверен, что эта идея, ввиду ее практической пользы, найдет поддержку у партийной верхушки, — тем более, что прецедент создания такого бюро уже был. Как пишет Хрущев,
«До войны еще (не помню, в какие годы) было создано Бюро Российской Федерации. Возглавлял это бюро, по-моему, Андрей Андреевич Андреев. Они занимались вопросами Российской Федерации, так сказать, заменяя ЦК комитет [sic, бюро] по Российской Федерации [945]. Потом, не знаю, при каких обстоятельствах, этот комитет [sic, бюро] перестало существовать, было ликвидировано, и опять продолжалось такое положение, что Российская Федерация не имела партийного органа, который бы разбирал текущие вопросы экономики, промышленности, сельского хозяйства и прочего. Все это было роздано по союзным наркоматам, и только некоторые вопросы третьестепенной важности рассматривались Советом Министров Российской Федерации. Таким образом, Российская Федерация значительно хуже работала, чем другие республики».
По словам Хрущева, он с энтузиазмом поддержал идею Жданова о создании бюро, но предупредил его о нецелесообразности попыток расширить его до какой-либо более сложной структуры, вроде самостоятельной российской коммунистической партии:
«ЦК не было никогда в Российской Федерации… — и, может быть, это и правильно, что этого не было. Если [бы] был центральный орган такой выборный, как другие республики имеют, могло [бы] возникнуть противопоставление…. Российская Федерация слишком мощная по количеству населения, по промышленности, сельскому хозяйству. Потом, имелись бы два центральных комитета: один был бы межреспубликанский, а другой — ЦК Российской Федерации. Конечно, Ленин на это не пошел. Видимо, у Ленина были какие-то соображения, чтобы не создать двоецентрие и чтобы не столкнуть эти центры, чтобы была, так сказать, монолитность политического и партийного руководства».
"Да, — ответил Жданов, — значит, видимо, бюро. Ну, бюро ерунда — потом, бюро уже было, поэтому это уже не ново, и вернуться опять к бюро, и я считаю, это самое лучшее сейчас. Я об этом думаю"» [946].
Жданов был, по-видимому, удовлетворен результатами беседы и принялся обдумывать детали своего плана. Спустя два года, летом 1948-го, он вновь поднял этот вопрос в беседе с Хрущевым по телефону, добавив, что возникли новые обстоятельства, которые он хотел бы обсудить с Хрущевым при личной встрече [947]. Хотя смерть Жданова осенью этого года помешала ему объяснить, что он имел в виду, о многом можно догадаться по высказываниям его старых соратников. В течение всей второй половины 1940-х годов Кузнецов, Родионов и Попков, по всей вероятности, колебались между идеей создания бюро ЦК ВКП (б) по Российской Федерации и образованием самостоятельной Российской коммунистической партии — то есть, тем самым, против чего предостерегал Хрущев. Предполагалось, что бюро или партия будут подчиняться ЦК ВКП (б) и выполнять примерно ту же роль, что и руководящие партийные органы в Украине, Армении и других республиках. Они должны были взять на себя контроль за всей деятельностью в РСФСР с целью улучшить состояние дел в республике, снять бюрократические препоны и освободить ЦК от множества рутинных административных обязанностей [948].
941
О торжествах в честь Пушкина см.: Marcus С. Levitt Russian Literary Politics and the Pushkin Celebration of 1880. Ithaca, 1989. P. 167-168; о праздновании 800-летия Москвы см.: Москва послевоенная. С. 221-229, 234-258.
942
До этого работой республиканских парторганизаций руководил Маленков — см.: РГАСПИ 17/3/1057/2, цит. в: Пыжиков. Ленинградская группа: путь во власть. С. 92.
943
См. показания С. Д. Воинова, бывшего адъютанта Кузнецова в Военсовете Ленинградского фронта, цит. в: Александр Афанасьев. Победитель // Комсомольская правда. 1988. 16 января. С. 2, перепечатано в: Возвращенные имена. Т. 1. М., 1989. С. 314-315.
944
Эта цитата представляет собой текст аудиозаписи, сделанной Хрущевым 28 марта 1968 года — см.: The Memoirs of Nikita Khrushchev; the Original Dictation (digital audio recording, Brown University). CD 058. Track 056A. В несколько обработанном виде запись опубликована в: Хрущев. Воспоминания: время, люди, власть. Т. 2. С. 26-27. Молотов также смутно вспоминает, что Жданов координировал работу региональных парторганизаций, хотя и путает некоторые детали; см. второе издание бесед Ф. Чуева с Молотовым: Ф. Чуев. Молотов: Полудержавный властелин. М., 2000. С. 268.
945
Бюро Российской Федерации существовало в 1926-1927 и в 1936-1937 годы. Ни в том, ни в другом случае оно не обладало соответствующими административными полномочиями и не пользовалось влиянием. См.: РГАСПИ 17/3/979/3-4; Terry Martin. The Affirmative Action Empire; Nations and Nationalism in the Soviet Union, 1923-1939. Ithaca , 2001. P. 394-401, 414.
946
The Memoirs of Nikita Khrushchev: the Original Dictation. CD 058. Track 058A; Хрущев. Воспоминания: Время, люди, власть. С. 26-27.
947
Хрущев. Воспоминания: время, люди, власть. С. 27. Другие партаппаратчики – Молотов, Орджоникидзе, Микоян — тоже скептически относились к идее создания русской коммунистической партии – см.: Чуев Ф. Молотов: полудержавный властелин. С. 268; выступления Орджоникидзе и Микояна на партийном пленуме в декабре 1925 года – РГАСПИ 17/2/205/4, 6, цит. в: Martin. The Affirmative Action Empire. P. 399.
948
Кутузов. Так называемое «Ленинградское дело». С. 56; Ленинградское дело. С. 61. Согласно непроверенным данным, идея была подсказана брошенным Сталиным вскользь замечанием о возможных преемниках. Его отход от активной политической деятельности, по-видимому, дал бы возможность «разгрузить ЦК ВКП (б) от непосредственного руководства Российской Федерацией и создать РКП (б) во главе со своим ЦК и с центром в Ленинграде. Одновременно надо реорганизовать и структуру ЦК, создав пост почетного председателя ЦК. Им назначить Сталина» передав должность Генерального секретаря Жданову, председателем Совета Министров СССР назначить Вознесенского, первым секретарем ЦК РСФСР — А. Кузнецова; на место Кузнецова в ЦК ВКП (б) поставить Родионова, освободив его от должности председателя Совета Министров РСФСР. МГБ МВД вновь воссоединить и во главе поставить секретаря Ленинградского обкома Попкова». См.: А. Авторханов. Загадка смерти Сталина (Заговор Берии). Frankfurt am Main, 1976. С. 76.