Типичным примером действующей общественно-политической модели национал-социализма является «шведская модель социализма». Кое-кто, однако, не преминул отметить, что многие элементы и институты шведского государства никак не вяжутся с социализмом: в Швеции существует монархия, развитый частный финансовый капитал. Одним словом делается вывод, что там не социализм, а развитый социал-капитализм[36]. В среде умеренности и аккуратности всеми силами пытаются абсолютно изжить идею о каком бы то ни было социализме. Естественно, что «шведская модель» имеет мало общего с советским социализмом. Но рассмотрим ее с точки зрения перспективного национал-социализма, о котором сказано выше. «Шведская модель» практически его олицетворяет. В Швеции, мононациональном государстве, где национальное большинство – шведы, было построено очень развитое социальное государство, политика которого полностью направлена на национальные интересы, и которое управляется исключительно шведами. Шведы отказались в своем национал-социализме от «войны» - Швеция уже более ста с лишним лет как объявила нейтралитет, и «тирании» - шведский национал-социализм не отрицает демократию – правящая там уже 80 лет партия социал-демократическая, которая ограничивает её рамками национальных интересов: для шведов демократия – это не «всекратия» или «равнократия», а именно «власть народа» Швеции. Шведское государство практически не вмешивается в частную жизнь и собственность – «шведский социализм работает на базе рыночной экономики: 95% наших предприятий – частные. Государственный сектор производства крайне незначителен – меньше, чем в Италии или во Франции. Но зато есть крупный сектор, которым распоряжается государство: социальное обеспечение, здравоохранение и образование. Все это требует больших затрат, потому и налоги, включая социальные отчисления, в Швеции достаточно высоки – примерно 60% валовой продукции»[37]. Буржуазные фарисеи припомнят, конечно же, что коммунисты уже пытались строить «социализм в отдельно взятой стране». Однако им можно возразить, что большевики не строили «социализм для отдельно взятой страны и народа», как это было сделано в Швеции, и чем как раз должен заниматься национал-социализм: этим он будет отличаться от советской модели. Ведь СССР был для коммунистов-интернационалистов лишь плацдармом «мировой революции».
Кстати, в какой-то мере национал-социалистическим можно считать и Китай (коммунизма там пока не построили). Ведь Китай является также мононациональным государством – 97% населения принадлежат к основной народности хань, идеология – «коммунистическая», в большей мере социалистическая, направленная на построение социально справедливого государства. Китай – довольно замкнутое общество с имперскими традициями, его политика на сегодняшний день целиком и полностью опирается на внутренние национальные интересы китайского народа.
3. Инволюция – «третий путь».
Наиболее острым противостоянием с начала 20 века и на всем его протяжении стала борьба империализма и социализма. Но в пылу этой битвы возник «третий путь» - желание альтернативного развития и борьбы. В случае с империализмом, достигшим своего апогея в прошлом столетии, развивалась Реакция – попытка остановить развитие социума на закрепленных консервативной буржуазией позициях. Единственным выходом из реакционного тупика предполагалась социалистическая революция – переход от буржуазных отношений к социалистическим, как к последовательной эволюционной стадии общественного развития. Социализм является логическим продолжением эволюции человечества с точки зрения философии Просвещения и ничего более, казалось бы, не может подразумеваться. Однако эволюция была заторможена реакцией, которая через философию истории Гегеля определяла конечность социального развития общества. А потому для преодоления этой метафизической конструкции потребовалась материалистическая диалектика истории и революция. В рамках этого противоборства империализма и социализма возникло два дополнительных движения: с одной стороны рационалистическое – буржуазный либерализм, с другой традиционалистское – «консервативная революция». Они пытались стать альтернативой развития, но так и не смогли. Разберемся с этим поподробнее.
Либерализм 20 века – полностью буржуазный. И поэтому он отказывается от революции, как основного метода коренных изменений. Он становится попыткой компромисса между революцией и реакцией. Его основа – прогресс, прогрессизм. То есть эволюционное развитие без рывков, постепенное преодоление социальных и экономических противоречий. Либерализм занял позицию отхода от насильственной идеи Великой французской революции, которая была одновременно и либеральной, и социальной, и национальной. Либерализм подобно остальным пытается создать «новый тип человека», тоже проповедует «непреходящие ценности» - свобода, рационализм, частная собственность. Прогрессизм есть закономерная, последовательная, объективная и обязательная эволюция социально-экономических отношений. Он выступает против умеренного консерватизма в условиях мягкой, не слишком напряженной политической борьбы. Но для борьбы с реакцией, и последствиями ее радикальной деятельности, его явно уже недостаточно. Он – полумера развития, не альтернатива. Часто прогрессизм становится видимостью развития, прикрывает частные интересы буржуазии.
«Консервативная революция» также была полумерой, а не альтернативой. Она призывала к возвращению к истокам, традиции, к этакой политической пасторали. К деволюции – отрицательной эволюции. Моллер Ван ден Брук призвал к объединению противоречий: «Мы должны иметь силы жить среди противоположностей»[38]. И тем самым завел правую идею «консервативной революции» в тупик. Невозможность преодоления разнонаправленных тенденций, революционных с одной стороны и консервативных с другой, в конце концов, привела его «третий путь» к поражению – он не вышел за рамки дополнения к процессу развития и борьбы. Реакционные тенденции – элитаризм, империализм, этатизм и реванш – перевесили революционный социальный порыв, который был отдан на откуп пропаганды и тоталитарного конформизма. Однако ее достижением можно считать предвосхищение палингенеза – процесса возрождения общества, одним из важнейших элементов альтернативы - «третьего пути». И буржуазный либерализм, и «консервативная революция» так и не смогли избавиться от своей буржуазной империалистической основы, поэтому в дальнейшем всегда были подвержены риску – переродиться в реакционные течения. Что и произошло: риторикой «консервативной революции» воспользовались нацисты, современный буржуазный либерализм служит опорой реакционному империалистическому глобализму корпораций.
Таким образом, в представленных социальных течениях задействованы три исторических способа развития: эволюция, революция, реакция, и их частичные проявления деволюция и прогрессизм. Но где же «третий путь»? И зачем он?
«Третий путь» становится необходим при жесточайших исторических кризисах, когда ни эволюция, ни революция, ни реакция и т.д. не в состоянии разрешить социальных противоречий. Тогда-то и появляется «третий путь».
Национал-социализм и фашизм считаются исследователями то революцией, то реакцией (контрреволюцией). «В Италии фашистская партия родилась, превознося свой новый революционный порядок, но финансировалась самыми консервативными землевладельцами, которые надеялись на контрреволюцию. Итальянский фашизм в своём зародыше был республиканским, но затем двадцать лет подряд прокламировал верность королевской фамилии, давая возможность дуче шагать по жизни под ручку с королём, которому предлагался даже титул императора»[39]. Коренная разница между национал-социализмом и фашизмом в принципах отношения антиномий политической жизни государство-общество, государство-нация: в приоритетах. Национал-социализм предполагает приоритет – примат нации над государством, фашизм, наоборот, примат государства над социумом, нацией (Эвола). Но исследователи до сих пор считают их однородными явлениями по многим признакам. Роднит их вождизм – авторитет, антидемократия, они строят конфессиональную модель государства. Но подобное сходство, очевидно, наблюдается у них и с империализмом, и с большевизмом. И на этом основании современный либерализм отмежевывается от этих идеологий, как от тоталитарных. Но насколько это объективно, особенно для этих идеологий стоявших в преддверии грандиозного военного противостояния, в условиях мирового экономического кризиса немалую роль в которых сыграли именно слабость и неспособность к решению новых вызовов времени «миролюбивых» консерваторов и либералов? Споткнувшемуся, но чрезмерно амбициозному капитализму на пятки наступал во всем своем ужасе и несовершенстве Советский социализм. Для многих обществ и то, и другое было неприемлемым, поэтому возникла альтернатива. Этой альтернативой стали итальянский фашизм и национал-социализм: «...ведь фашизм был совершенно новым явлением на политической арене и, в противоположность таким политическим течениям, как консерватизм, либерализм или марксизм, не имел непосредственных предшественников до Первой мировой войны... В своей идеологии и стратегии, а также организационных структурах он примыкал как к левым, так и к правым традициям и этим сломал до того времени привычную право-левую схему, что чрезвычайно осложняет определение фашизма до сегодняшних дней»[40].
36
Зубко М. Шведская модель справедливости//Парламентская газета. – 2003. - №80. – 30 апреля.
39
Умберто Эко, Вечный фашизм/»Пять эссе на темы этики», Санкт-Петербург: Симпозиум, 2000, с. 49-80 [ISBN 5-89091-125-2]
40
Люкс Л. Фашизм в прошлом и настоящем, на Западе и на Востоке. Международные дебаты о понятиях и объектах сравнительного изучения правого экстремизма. Под ред. Роджера Гриффина, Вернела ЛО и Андреаса Умланда//Вопросы философии – 2007. - №2. – С.189.