Другими словами, слабое государство дискредитирует себя в качестве объекта идентификации. И тем «целым», частью которого люди начинают ощущать себя, все чаще становится уже не государство, а нация или этническая группа.
Таким образом, этничность находится в обратной зависимости от конституированности государства.
Внутренние меньшинства как внешние меньшинства соседних государств. Внутренние меньшинства многих восточноевропейских государств одновременно являются (и рассматриваются в качестве таковых) внешними меньшинствами для соседних государств, которые, в свою очередь, предстают в роли государств-покровителей данных меньшинств.
Поскольку режим Варшавского договора, обеспечивавший поддержание мира в регионе, был аннулирован, у каждого государства, на территории которого проживало какое-либо этническое меньшинство, в 1990-х гг. были основания опасаться, что смежное государство-покровитель данного меньшинства придет на его «защиту», а это могло обернуться аннексией населяемой им территории. Опасения, что такое может произойти, нередко служили оправданием этнической эксклюзии и превентивных репрессий против «пятых колонн» потенциально враждебных соседних государств.
В целях защиты от дискриминации и враждебных действий меньшинства действительно могут искать помощи у государств-покровителей, что, конечно, тут же интерпретируется большинством как неоспоримое доказательство обоснованности их изначальных подозрений.
Наконец, когда межэтническое противостояние приводит к разделу государства или сецессии, возможна цепная реакция, начало следующего раунда отделений или по меньшей мере выдвижений требований автономии.
«Ожидания питаются воспоминаниями». Этот тезис подразумевает следующее: посткоммунистические страны заново открывают и переписывают свои национальные истории, в том числе и истории гражданских и межгосударственных войн, которые вплоть до последнего времени по большей части скрывались и искажались.
Однако подобное «повторное обретение истории» служит не только прославлению той нации, которую предстоит воссоздать, но и способствует возрождению былых межэтнических напряженностей.
«По обеим сторонам разделяющей этносы линии (а) в очередной раз вспоминают о том, что “они” (к примеру, хорваты) “нам” (сербам) сделали, в результате (б) заново всплывают в памяти проявления взаимной враждебности и жестокости, и (в) каждая из сторон знает, что другая сторона помнит об инцидентах, происходивших в прошлом»[447].
В этих «когнитивных» условиях, когда у каждой из сторон появляется своя собственная «история», из которой извлекаются соответствующие «уроки», этнические группы, подвергавшиеся в прошлом притеснению, могут почувствовать себя вправе взять реванш или по крайней мере добиться гарантий того, что подобное притеснение больше не повторится; а бывшие притеснители, в свою очередь, могут прибегнуть (и на деле часто прибегают) к превентивным репрессиям, дабы избежать мести со стороны своих бывших жертв. ?
Этничность как коллективное средство означает, что этно- и региональная политика может использоваться отдельными экономически слаборазвитыми меньшинствами в качестве мощного инструмента для получения концессий и субсидий со стороны центра.
Средством ведения такого «торга» являются угрозы отказа от сотрудничества, конечной сецессии и/или территориального объединения со смежным государством-покровителем. Особенно эффективными они оказываются тогда, когда реализация хотя бы одной из данных угроз влечет за собой утрату для центра какого-то жизненно важного сырья или контроля над военными источниками силы, как это было в государствах, возникших на территории бывшего СССР.
«Это — торг на основе шантажа, при котором одна из сторон предлагает в качестве меновой стоимости свою возможность создать препятствия другой стороне или “ценность в виде неприятности”: “Я могу заставить “тебя” сделать что-то нужное мне в обмен на согласие не предпринимать против тебя определенного рода враждебных действий”. Здесь мы сталкиваемся с “извращенным” типом обмена, когда действие выторговывается в обмен на бездействие, а угрозы маскируются под предостережения»[448].
Аналогичным образом этничность может использоваться в качестве средства и богатыми меньшинствами, не желающими делиться тем, что они имеют, со своими менее удачливыми соседями по государству.