Но важно отметить, что города обнаруживали своих естественных союзников, и ими оказались влиятельные синьоры, которые могли способствовать освоению более широкого торгового пространства и гарантировать необходимую для этого свободу передвижения. Эти влиятельные синьоры мыслили, правда, не в собственно национальном, а скорее в династическом духе: посредством брака, войны или покупки они стремились создавать обширные территории, которые охватывали несколько наций.
Эпоха гуманизма сыграла решающую роль в развитии гражданского национального мышления. Интерес к античному государству, которое обрело в эпоху гуманизма значимость образца, а также интерес к ветхозаветному иудейскому национальному государству были непосредственно связаны с заботой о сохранении родного языка и национального историописания. На этой почве в Италии сформировались взгляды таких мыслителей, как Петрарка, Рьенци (Кола ди Риенцо) и Макиавелли. Во Франции, где национальное сознание было связано с именем Жанны Д’Арк, с 1539 г. законы и распоряжения издавались на французском языке. Изображенные в «Германии» Тацита нравы и добродетели рассматривались как корни восхождения сущности немцев, а немецкий дух — как источник и основание национального единства.
Именно в этом духе в 1501 г. X. Бебель составил речь, обращенную к императору Максимилиану, а в 1505 г. И. Вимпфелинг написал трактат «Epitome Germanorum». В 1553 г. Б. Ренанус издает полное собрание Тацита. Немецкое самосознание Ульриха фон Гуттена и Лютера приобрело всеобщую известность. Перевод последним Библии на немецкий язык стал произведением выдающегося значения. Развитие национального мышления продолжало сказываться и в дальнейшем. В 1634 г. была основана Французская академия. В 1617 г. М. Опитц составил «Aruslarchus sive de kontempu linguae teutonicae», где призывал изучать немецкий язык и немецкую национальную литературу[62].
Никколо Макиавелли (Niccolo Machiavelli) — итальянский общественный деятель, политический мыслитель, историк, военный теоретик. В центре его внимания — власть и величие Италии. Борьба за эти идеалы требует обращения к вдохновляющей памяти об истоках Римского государства: народ должен помнить о мифических началах своей истории. «Говоря здесь о коллективных общностях, — пишет Макиавелли, — каковыми являются общности государственные и религиозные, я утверждаю, что лишь те изменения могут принести им благо, которые возвращают их к их корням»[63].
Макиавелли, Никколо (1469—1527) — происходил из древней, но обедневшей патрицианской семьи. В период Республики Макиавелли активно занимался политической деятельностью, бессменно занимая в течение 14 лет место секретаря Совета десяти (1498—1512), выполнял важные дипломатические поручения. После политического переворота, который вернул власть семье Медичи, Макиавелли был заподозрен в участии в антиправительственном заговоре, отстранен отдел, а затем выслан в свое поместье близ Флоренции, где написал большую часть своих произведений.
В связи с этим Макиавелли анализирует характеры отдельных народов: «Рожденные в одних природных условиях люди всегда имеют в общем и целом одинаковые предрасположенности». Хотя большинство народов, по Макиавелли, ожидает печальная участь, но этот вывод обязан лишь тому, что он в особенности стремится представить в выгодном свете римлян и флорентинцев. В его понимании именно они претендуют на статус носителей государственности.
В одном из своих самых известных произведений «Государь» (1513) Макиавелли рассуждает о политике пришедшего к власти нового государя. Одна из стоящих перед ним проблем в его стремлении удержать власть — это вопрос о том, принадлежит завоеванное или унаследованное владение к одной стране и имеет один язык, либо к разным странам и имеет разные языки. Очевидно — это вопрос национальной культуры и традиций, с которыми приходится сталкиваться при управлении государством. Макиавелли обращается к этому вопросу уже в третьей главе своей работы. «В первом случае, — пишет мыслитель, — удержать завоевание нетрудно, в особенности, если новые подданные и раньше не знали свободы. Чтобы упрочить над ними власть, достаточно искоренить род прежнего государя, ибо при общности обычаев и сохранении старых порядков ни от чего другого не может произойти беспокойства. Так, мы знаем, обстояло дело в Бретани, Бургундии, Нормандии и Гаскони, которые давно вошли в состав Франции; правда, языки их несколько различаются, но благодаря сходству обычаев они мирно уживаются друг с другом»[64].