Позиция демократов была отчетливо представлена «ветераном» республиканского движения во Франции Э. Кабе. Во второй половине 1840-х гг. он откликнулся на обострение внутренних и международных политических противоречий серией брошюр под общим названием «Шесть писем о нынешнем кризисе», где критиковал внешнюю и внутреннюю политику председателя правительства Тьера. В июле 1840 г. возникла угроза войны, так как Великобритания, Россия, Австрия и Пруссия подписали соглашение, направленное против Франции. В связи с этим Кабе считал необходимым придать войне демократический характер и национально-освободительное направление. «Франция будет вести национальную, народную и революционную войну! <...> Франция будет сражаться за все человечество». Следует отметить, что здесь национальный пафос опять-таки выступает в сочетании с универсально-гуманистическим пафосом. Интересно, как Кабе представляет себе войну: «Речь пойдет не об обычной и регулярной войне, а о войне национальной, не о войне одних только солдат, а о войне народов, крестьян, гверилье... войне, в которой дети и женщины вполне будут достойны мужчин <...> войне баррикад, взорванных мостов, разрушенных дорог; войне без сна и отдыха для захватчика; войне руин, выжженной земли и голода, забоя скота и массового уничтожения». Солдатов Кабе напутствовал такими словами: «Принесите соседним народам знамя освобождения людей, избавления рода человеческого, равенства и братства!» В октябре 1840 г. министром иностранных дел был назначен Гизо, который заверил иностранные державы в миролюбии Франции. «Кабе и другие демократы были разочарованы мирным исходом международного кризиса 1840 г. Им казалось, что по вине правящих кругов была упущена благоприятная возможность не только взять реванш за поражение в 1814—1815 гг., но и осуществить решающий прорыв к свободе и демократии как французского, так и других народов»[105].
Примечательно, что пробным камнем как либеральной, так и демократической политики в национальном вопросе неизменно выступало отношение к революции и Наполеону Бонапарту. Так, согласно Кабе, Наполеон изменил духу революции, отказавшись от бескомпромиссной борьбы с внутренними и внешними врагами Франции, и это стало причиной победы извечных врагов революции, «коалиции, эмиграции и аристократии». «Если бы Бонапарт продолжал сокрушать королевские троны, провозглашать республики, защищать и распространять принципы революции; если бы он повсеместно вводил демократию, братство и союз народов, боролся против эмиграции, коалиции и контрреволюции, то ничто не могло бы сравниться с растущим энтузиазмом народа и армии, их самоотверженностью и его собственным могуществом <...>»[106]. Но Наполеон избрал другой путь: он оттолкнул республиканцев, вернул эмигрантов, дворян, священников, аристократов, контрреволюционеров, всех пособников внешнего врага. Крах наполеоновской империи означал поэтому в то же время и поражение революции.
Французскую леволиберальную и демократическую политику эпохи революции 1848 г., во время так называемой «весны народов», лучше всего характеризует фигура А. де Ламартина, который вошел в состав временного правительства, сформированного в феврале 1848 г. после падения Июльской монархии, и занял ключевой пост министра иностранных дел. Ламартин выступал за объединение Германии, косвенно поддерживал революционные выступления в Италии, декларировал желание помогать «угнетенным народам». Однако эти принципы политики не подкреплялись никакими обязательствами и гарантиями, которых просили эти самые «угнетенные народы». Наиболее ясно эта двойственность позиции, свойственная всем леволиберальным и демократическим деятелям, проявилась в формулировке «права на внешнее и внутреннее самоопределение народов»: «Мы провозгласили своей догмой уважение прав национальностей, правительств и народов; мы никогда не отступим от этой догмы, в равной мере учитывающей как интересы других народов и правительств, так и наши интересы. Свобода наций в выборе внутреннего строя по своему усмотрению — знамя Французской революции». Но, например, на просьбу испанских эмигрантов о помощи Ламартин недвусмысленно заявил, что Франция не навязывает никому своих желаний и своих интересов; она дает возможность самостоятельно прорасти тем зернам, которые она посеяла. Нации сами должны показать, на что они способны.