«…когда ты в девяносто пятом торговал пивом в палатке, я уже врубался в окололегальное перемещение грузов через российскую таможню. Потому что, когда ты по пятницам несся с работы на дачу, чтобы бухнуть с батяней на природе и все такое, я жрал МДМА в „Птюче“ и перся под Born Slippy Underworld. Потому что я не могу позволить себе, чтобы в моей машине на заднем сидении валялась книга с названием „Комбат атакует“ или „Спецназ выходит на связь“. Мы очень разные, ты врубаешься? Я не смотрю „Бригаду“, не люблю русский рок, у меня нет компакт-диска Сереги с „Черным бумером“. Я читаю Уэльбека, Эллиса, смотрю старое кино с Марлен Дитрих, обалдеваю от итальянских дизайнеров…. И это у тебя никогда не уложится в голове, потому что ты живешь, как жили твои родители и родители твоих родителей. Чтобы жена, чтобы дети, чтобы все, как у людей. По воскресеньям в гости к соседям, по понедельникам с похмелья на работу, по субботам в торговый центр, как в Лувр, со всей семьей да на целый день. У ВАС так принято. И мне этого никогда этого никогда не понять и не принять, как шуток из программы „Аншлаг“…»
… и далее в том же духе со всеми достопамятными желчными и презрительными стереотипами и предрассудками по отношению к нормальному человеку из «таких как все», с грубоватой стилистикой образа недалекого, тупого, полу-животного типажа «такого как все». И в то же время восторженная саморефлексия своего убогого «я», осознающего и наслаждающегося собственной бессмысленностью и бесцельностью существования — пафос декаданса. Даже название говорит само за себя — смешанная аллитерация понятия «бездуховность»: «мы уродуем себя, потому что это прекрасно». Духless — здесь смердит гниющими душами «не таких как все». Это гимн неприятию и непониманию по отношению к «таким как все». Но гуманисты из этой «касты» все же увещевают нормальных людей понимать и не осуждать тех, кто их презирает: «все мы люди, все мы братья». На претензии «не таких как все» к «таким как все» можно ответить очень конструктивно и непредвзято. Большинство «таких как все» занимаются пусть и не творческим трудом, но на их долю выпадает основная ноша повседневного созидательного труда. Кто-то должен хлебушек выращивать, скотину пасти, на заводах работать, не так ли господа «не такие как все»? За это их можно уважать. А недостатков в природе на всех хватит.
Превосходство, избранность — вот божок «не таких как все» — надуманное превосходство, зачастую не опосредованное трудом и преодолением.
Достойный человек мнит себя не хуже других, свое превосходство он доказывает через труд. Он подтверждает данные ему природой способности, свою полезность для мира. Он чтит себя достойным в любой сфере роста. Достойный не отделяет себя от общества. «Не такой как все» изначально, на пустом месте, на идеализации своих возможностей мнит себя лучше других. Он не «достойный», а априори «лучший» — не по результату. Страдающие «избранностью» люди начинают ошибаться, полагая свою «избранность» априорной, законной от природы. Они называют себя «избранными». Но называться избранным — это не одно и то же, что стать им и быть избранным — нести бремя избранного, а не получать дармовую выгоду от спекулятивной априорности «избранности». Избранность следует заслужить — необходимо, чтобы ее подтвердили другие люди, поддержали ее.
«Не такие как все» считают, что тот кто смотрит мыльные оперы, футбол, пьет пиво, любит женщин и вообще всякую фамильярность и человечность, тот — «быдло», «масса». «Не такие как все» считают, что если они занимаются содомией, употребляют наркотики, извращаются в сексе, злоупотребляют местечковостью, то они на таком плевом, ничтожном, жалком животном основании лучше «таких как все». В чем эта «лучшесть»? В наслаждениях? «Но на вкус и цвет товарищей нет». — Нет! «Не такие как все» видят во всякого рода отличии, перверсии и педерастии — «источник творчества, могущества и высоких порывов». Они не уважают в себе человека, изначально обладающего способностями и волей к такому творчеству. Большинство «не таких как все» — дешевые позеры, влюбленные в свое убогое «я», а не люди с достоинством. Достоинство — это не «я», не наслаждение, а смелый взгляд на мир, ощущение себя человеком во всех смыслах.
Превосходство может быть интеллектуальным, физическим, волевым — тогда оно позитивно, природосообразно, но не осязательным, вкусовым. Видовое, осязательное, идеалистическое превосходство — превосходство за счет чужого реального мужества души: фетиш превосходства, суррогатное превосходство, паразитическое — онанизм души, химера «я».
Перед человеком стоит выбор — быть достойным человеком или быть «не таким как все». В принципе жизнь можно прожить в разных ипостасях души, но главное бороться с предрассудками не только чужими, но и своими: разбивать кривые зеркала, с кривыми ликами «я».
Современная либеральная публицистика пестрит от переизбытка нареканий по поводу всяческого рода предрассудков, предвзятостей, суеверий, стереотипов, неправомерных и антигуманных и антинаучных предрасположенностей по отношению к всевозможным меньшинствам, будь то сексуальные или религиозные секты и проч. со стороны никак не определяемого, безликого большинства. При этом данные богемные служители всячески пытаются навязать этому без каких-либо для них четких признаков большинству — просто куче людей своим слащаво-поучительным моральным хрюканьем вину за неполиткорректное, неправомерное, «варварское» отношение к меньшинствам, как если бы речь шла об обязательной непререкаемой, непреходящей ценности и пользе этих меньшинств для общества в сопоставлении с бесполезным во всех смыслах существованием, какого бы то ни было большинства. При этом же презрительном подходе еще часто утверждается некое благостное и миролюбивое, снисходительное и гуманное отношение со стороны меньшинств по отношению к непроходимому и по-детски наивному большинству. Может даже сложиться впечатление, что меньшинства — это некие всегда прогрессивные и благородные группы страстотерпцев, несущих тяжелое бремя в этом жестоком, диком мире. Так ли это на самом деле? Ведь и представители элит и меньшинств не какие-то внеземные, сверхъестественные, особые, отличные от «людей» существа — наоборот, обществу ежедневно втирают мысль, что они «такие же как все» люди, но не до конца все-таки, и в свою очередь представители большинства тоже не стандартные и безликие как чугунные чушки люди. Веками складывались и часто навязывались государством и церковью общественному мнению стереотипы и предрассудки по отношению к разного рода группам, как большим, так и малым. Поэтому смело можно говорить о том, что предвзятость существует не только по отношению к богемам, элитам, меньшинствам, но есть такая же предвзятость — не менее разнообразная и порой злобная, агрессивная и презрительная — со стороны этих групп по отношению к социальному большинству. Рассмотрим и проанализируем некоторые образчики элитарной мизантропии во всей их неприглядной субъективности.
Одним из наиболее закоренелых стереотипов всякого рода элитаристов является положение, что «количество ничего не может решать», что большинство ничего не определяет, следует подвергнуть серьезной критике, остракизму и нивелированию. С объективной точки зрения он — ничтожен. Весь пафос элитаризма до последнего времени основывался на эксплуатации образа уникального героя на фоне «толпы», в основном аристократа, если и не по происхождению, то по духу. Аристократия идеализировалась совокупностью и сопричастностью к такого рода личностям, к их доблести. Она с ней бесцеремонно отождествлялась. Идеология рыцарства, дуэльный кодекс чести, религиозная возвышенность борьбы за божественное (конфуцианство) и т. д. оправдывало приоритет аристократии над народным. Но идеология был далека от истинного содержания аристократической среды. Народ, массы, большинство безаппеляционно обвинялись в неспособности, невежестве, бесчестии, развращенности и бескультурье. А это было далеко не так. Все пороки ходившие в народе, в элите достигали своего апофеоза, да еще и представлялись как некие достижения морального и художественного плана. В большинстве своем это было упадничество. Фольклор богат на примеры о жадности, глупости и жестокости правителей и сословий.