Тридцать шестой авиаотряд базировался на Школьном аэродроме, на котором я когда-то учился летать. Теперь здесь много административных зданий, казарм, ангаров, складов, мастерских и высоченная каменная наблюдательная вышка. В отряде пока всего один аэроплан «с-16» и один летчик, он же командир. Сразу по прилету мне выделили отдельную комнату в офицерской казарме. Я оставил в ней большую часть своего барахла и на извозчике отправился в гостиницу «Бристоль».
Ехать было далековато в сравнение с расстоянием от дачи «Отрада». Город заметно расширился в эту сторону. Там, где до войны были пустыри, на которых паслись козы и коровы, теперь стоят заводы, мастерские, магазины, жилые дома, проложена железная дорога к авиационному заводу Анатры. По улицам спокойно разгуливали люди, как будто нет никакой войны. Когда с фронта попадаешь в мирный город в далеком тылу, первое время не покидает чувство, что кто-то сошел с ума: или ты, или все вокруг.
На привокзальной площади стояли извозчики. Одна сутулая фигура показалась мне знакомой.
— Поворачивай к вокзалу, — приказал я кучеру, молодому парню с жидкими усиками, которые, по его мнению, должны были делать старше, а по моему — смешнее.
— Так гостиница «Бристоль» в ту сторону, — показав пальцем, произнес он.
— А то я не знаю! — насмешливо бросил я. — Получишь полтинник, как договорились.
Остановив его возле двухместной пролетки, я гаркнул:
— Павлин, спишь, что ли⁈
Извозчик вздрогнул, словно его стегнули кнутом, уставился на меня, и на лице неузнавание сменилось удивлением, а потом искренней радостью:
— Барин, это вы⁈ Не узнал, старый дурак! Простите меня! Не ожидал увидеть вас до конца войны!
— По службе прибыл. Побуду немного здесь и опять на фронт, — сообщил я, расплатился с предыдущим извозчиком и пересел в пролетку Павлина: — Погоняй к «Бристолю»!
— Слушаюсь, ваше благородие! — по-армейски рявкнул он, хотя не служил ни дня.
Мне показалось, что швейцар в красной шинели тот же, что и в первый мой приезд сюда. Он кивком вызвал мальчишку-носильщика лет четырнадцати, другого, предыдущий уже, наверное, сам отец. У меня с собой был только черный саквояж со сменой белья, бритвенными принадлежностями и разной мелочевкой.
По пути к стойке мальчишка спросил шепотом, повысив в чине:
— Ваше высокоблагородие, а вы летчик?
— Да, друг мой, — ответил я.
— А много сбили аэропланов? — поинтересовался он.
— Всего четыре, — признался я.
— Ого! — восторженно воскликнул мальчишка, будто сам наколотил столько. — Так вы ас?
— Асом становятся после пяти сбитых, — проинформировал я.
Один из двух портье был прежним, только постаревшим на двенадцать лет и оставившим значительную часть буйной шевелюры на подушках, своих и чужих. Он узнал меня только после того, как я спросил, свободен ли тридцать шестой номер?
— Вы у нас останавливались, когда приехали из Порт-Артура! — радостно вспомнил он.
— Такая у меня привычка — останавливаться у вас по пути с войны, — поделился я.
Приняв ванну и отдав грязное белье в стирку, я сходил через дорогу в парикмахерскую, где подстригся и побрился. Восторженный парикмахер средних лет, худой и верткий, даже отказывался взять деньги с летчика, Георгиевского кавалера, но все-таки дал уговорить себя.
Павлин отвез меня в редакцию газеты «Одесские новости», где я отдал написанную перед вылетом статью о делах на Юго-Западном фронте, получил гонорар за предыдущую, в которой описал победу над двумя аэропланами противника, поболтал о литературе с редактором Балабаном.
— Бывший ректор университета Левашов интересовался вами. Откуда-то он знал, что это ваш псевдоним. Просил, если будете в Одессе, выступить перед студентами. Он теперь депутат Думы, но иногда приезжает сюда, — поведал редактор.
— Может, загляну, если будет время, — сказал я. — Сейчас много хлопот с организацией авиаотряда, получением самолетов.
Не хотелось мне идти в университет. Собью с пути праведного несколько романтиков, подадутся на фронт за подвигами и так и останутся недоучками, если выживут. У них есть еще года два-три, чтобы получить диплом, который поможет устроиться в эмиграции. В Западной Европе во все времена не хватало специалистов с любым высшим образованием, кроме богословского. Мошенничество у них в крови.