Догнал я его сразу за линией фронта и, выйдя на уверенную дистанцию обстрела, начал поклевывать короткими очередями. Немец бросал машину вниз, уходя из-под огня, а потом, увидев на дороге колонну кавалерии, двигавшуюся на север, сбавил скорость, начал заходить на посадку. Вот тут я и отыгрался на нем, всаживая одну длинную очередь за другой, пока не увидел, что пилот завалился на правый бок. Подумал, что немец прикидывается убитым, добавил еще, а потом обратил внимание, что аэроплан медленно наклоняется правым крылом вниз. В какой-то момент плавное снижение под углом к земле сменилось резким переходом в «штопор». «Альбатрос-д2» завертелся, ускоряясь, и врезался носом в пологий склон длинного холма, покрытого густым лесом. Шестой. Жаль, не зачтут, потому что фотографию, которую сделал на всякий случай, не увидят. Хотя какая мне разница⁈
Я начал набирать высоту и смотреть по сторонам. В небе чисто, если не считать облака, тонкие, просвечивающиеся, словно молочный обрат. Значит, на этом и заканчиваем игру в войнушку. Выйдя на предельную высоту четыре с половиной тысячи метров, я обедняю смесь, подающуюся в двигатель, увеличив мощность двигателя и уменьшив расход топлива, и ложусь на курс юго-юго-запад. На такой высоте холодно и дышать тяжело, потому что воздух разрежен, но именно поэтому скорость выше. Где-то там, километрах в четырехстах пятидесяти, находится нейтральная Греция. Надо дотянуть до нее. В Тридцать шестом корпусном авиаотряде сочтут, что меня сбили, помянут рюмкой перламутрово-желтой сливовой цуйкэ, настоянной в бочках из древесины шелковицы, и забудут. В Греции, если доберусь, скажу, что за мной погнались, отжимая от линии фронта, два немецких истребителя, и, удирая от них, забрался так далеко вглубь вражеской территории, что на обратный путь не хватало топлива, решил лететь на юг.
168
Я беззвучно планирую по ущелью между двумя горными кряжами над текущей внизу рекой, поворачивая вслед за ее изгибами. Слева высоченная гора, справа пониже. Военной карты этого района у меня нет, только выдранная из школьного атласа, физическая всего Балканского полуострова. Судя по ней, я сейчас над рекой Места или Стримон. Когда-то бывал в этих краях. Наверное, опознал бы, если бы смотрел с земли, но вид с неба совершенно другой. Обе впадают в Эгейское море, так что мне без разницы, какая из них. Где-то впереди, понятия не имею, где, должна быть линия фронта между болгарской армией и русско-сербско-французско-английской, воюющих на территории нейтральной Греции, мнение которой по поводу такой бесцеремонности не интересовало обе стороны. Восходящие потоки нагретого у земли воздуха поддерживают аэроплан, снижаюсь очень медленно. Топливо закончилось где-то с полчаса назад, а я все еще наслаждаюсь красивыми видами и неторопливым, беззвучным, убаюкивающим полетом. Хороший планер изготовили конструкторы господина Анатры.
Ущелье закончилось, река вышла в долину и аэроплан начал снижаться быстрее. Я понятия не имел, где нахожусь и где проходит линия фронта. По информации, которая доходила до нас в Бухаресте, болгары захватили какие-то районы на севере Греции. Где была граница ранее, тоже не знал. С одной стороны желательно было бы протянуть как можно дальше на юг, чтобы уж точно сесть не на вражеской территории, а с другой места здесь малолюдные, воинских частей не видно, много удобных площадок для посадки. Черт его знает, что там будет дальше. Я выбрал длинную поляну в лесу и плавно опустился на нее, успев остановиться метрах в двадцати от деревьев.
Выкинув на землю старое одеяло, в которое закутывался в полете в холодную погоду, сагайдак, флягу с остатками кислого белого вина, разведенного водой, котомку с сухим пайком из трех банок тушенки и трех пачек галет, по моему приказу введенными в Тридцать шестом корпусном авиаотряде, вынув фотопластину с зафиксированной победой, я спрыгнул на землю, размялся. За время многочасового сидения тело затекло. Здесь было намного теплее, чем в Бухаресте и во время полета, поэтому заменил шлем на фуражку и снял кожаную куртку и штаны, оставшись в мундире.