— На Молдаванку к тому месту, где ты обычно ждал меня, — приказал я, садясь на нагретое солнцем, черное, кожаное сиденье.
От места высадки пришлось топать изрядно. Не то, чтобы я не доверял Павлину, но если его прижмут, выложит всё, что знает, а если не знает, то и навредить не сможет. Пусть ищут, к кому я ходил в том районе, где он стоял. По пути купил большую коробку пирожных в частном магазинчике-пекарне и два съел на ходу, потому что еще не завтракал.
Это был типичный одесский двухэтажный дом с непроходным двором с сортиром в дальнем конце. Большая часть окон на обоих этажах была открыта, и оттуда доносились приглушенные голоса. В тени трое пацанят лет шести-семи играли на щелбаны в бабки коровьими таранными костями.
— Где Суконкины живут? — спросил я.
— А вам зачем? — спросил один из них, слишком красивый, как для мальчика.
— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, — напомнил я.
— Ну, пойдемте, — шмыгнув недовольно, сказал он и повел меня в подъезд, пропахший кошачьей мочой, и по деревянной, скрипучей лестнице на второй этаж, где открыл, толкнув, среднюю из трех дверей на площадке, и крикнул: — Ма, к вам дядька какой-то!
Сразу стало ясно, кто в доме хозяин. Стефани все еще была красива, даже пополневшая, непричесанная, не накрашенная, в простеньком, полинявшем, красном халате и черных кожаных шлепанцах на босу ногу. Она смотрела на меня, то ли не узнавая, то ли не решаясь поверить.
Я предположил первый вариант и спросил шутливо:
— Неужели так сильно изменился⁈
Стефани, всхлипнув, бросилась мне на шею и зарыдала. Я обнял ее вздрагивающее тело и почувствовал, как у меня встает. Воздержание сказалось и/или наработанный ранее инстинкт на запах ее тела. Из светлой комнаты в полутемный коридор вышел Алексей Суконкин и замер в дверном пролете, пытаясь, наверное, сообразить, кто это тискает его жену.
— Юра, иди на улицу гуляй! — приказал он сыну, который стоял позади меня и наблюдал непонятную ситуацию.
Закрыв за ним дверь, обнял меня после жены, похлопав по спине, и повел в комнату, спросив тихо:
— Ты здесь легально?
— Да, — подтвердил я, — но обо мне никому не рассказывайте.
— Само собой, — согласился он.
В их квартире была светлая комната — кухня, гостиная и спальня одновременно — и маленькая темная, в которой с трудом поместились две кровати для детей, и которая загораживалась ситцевой занавеской. Алексей первым делом закрыл окно, выходящее во двор, а Стефана поправила прическу перед овальным зеркалом возле умывальника, после чего поставила на керосинку темно-зеленый металлический чайник с местами облупившейся эмалью, а на стол чашки для чая и выложила на большую фаянсовую тарелку принесенные мной пирожные.
— Рассиживаться у вас не буду. От хвоста оторвался, но, уверен, что меня ищут, — предупредил я. — Если коротко, у нас всё хорошо. Мы, включая тещу и Глашу, граждане Швейцарии. Дочки Ирэн и Стефани ходят в школу. Ваши племянники Коля и Маша окончили Женевский университет, вернулись в Кишинев. Он юрист, она врач. На обратном пути захвачу туда Ваню, который решил стать химиком, как дядя. Вашу историю выслушаю в Кишиневе, если хотите туда перебраться.
— Конечно, хотим! — за обоих ответила радостно Стефани.
— Потише, — шепотом одернул муж.
Я достал из кармана пиджака привезенную карту, развернул, показал свояку точку на ней:
— Это станция Путейская на линии «Одесса-Каролино-Бугаз». В следующее субботу утренним поездом приезжаете туда всей семьей, якобы на выходные отдохнуть на море в палатке. Пешком добираетесь до двух полуразрушенных зданий на краю большого луга. Вот здесь, — показал я вторую точку, которую высмотрел с воздуха перед поездкой в Одессу. — Я прилечу на аэроплане со стороны моря часа в четыре, когда вы уже точно будете на месте. За раз смогу забрать только Стефани с детьми. Будет тесновато, но потерпят час. За тобой, Леша, прилечу примерно часа через три.