Идейные искания и теоретические разработки консервативного направления были отброшены в эпоху мировых войн и революций, в результате которых к власти пришли приверженцы либерализма и марксизма. Государственные концепции тех и других предполагали только бюрократическое манипулирование населением и не признавали ценности нации как родовой, культурной и политической общности. Взамен нации в политических теориях либералов и марксистов вошел термин «общество», которым обозначалась активность индивидов за пределами государственных институтов, противопоставленных этому «обществу». При этом на вооружение была взята лукавая доктрина о контроле общества за государством. В реальности подобный «контроль» лишь легитимировал власть бюрократии и создавал условия для подавления нации и выращивания олигархии.
Считается, что современный национализм охватил массы только в конце XIX века, когда выдвигался тезис о том, что каждой нации соответствует одно государство и каждому государству одна нация. И хотя эта формула XIX века определяла всю последующую политическую историю Европы, многие западные исследователи требуют от политики денационализации. Подспудной причиной такой странной установки является убеждение, что по окончании Второй мировой войны и особенно после падения Берлинской стены мир настолько изменился, что государство стало утрачивать свое значение, а вместе с ним и национализм со своей государствостроительной функцией оказывается препятствием на пути прогресса.
Те тенденции, которые свидетельствуют о бесспорном росте национализма, списываются на особенности восточноевропейского менталитета (аналогичного, как подразумевается, азиатскому). В действительности же мы видим признаки подспудно идущего исторического процесса: если неевропейские страны отвечают на глобализм локализацией общественных институтов, то европейцы имеют все основания для их национализации. И если в первом случае можно говорить о разворачивание этнического национализма, то во втором – в большей степени о гражданском национализме ведущих политических наций.
Нация и Империя. Во Франции, Великобритании, США нация исходно понималась как сообщество граждан. Поскольку здесь не просматривается никакой промежуточной структуры между гражданином и государством, управление могло строиться на централизованных, унитарных началах. Но при этом пришлось проводить жестокую ассимиляцию, изничтожая родовое сознание территориальных сообществ и малых народов. Тем не менее, история показала, что начала насильственной централизации оказались слабыми: бюрократия использовала их только с целью разобщения граждан, ослабления и формализации национального самосознания.
При ином подходе к государственному строительству учитывалась историческая память, сохранившая символы догосударственного родового и территориального единства более мелких общностей. В этом случае для нации более приемлемой оказывалась имперская модель. При этом почти всегда находилась одна из родовых территорий, осуществившая государственный суверенитет и ставшая в процессе объединения гегемоном (Пруссия в Германии, Кастилия в Испании, Пьемонт в Италии, Московия в России).
Объединяющая идея Империи вбирает в себя культурные достижения народов и цивилизаций на огромных пространствах и в обширных временных промежутках, сплавляя их в сложную, а оттого долговременную и способную к развитию, иерархическую систему. Каждый из дееспособных подданных империи понимает себя, с одной стороны, принадлежащим к своей малой родине, ее языку, нравам и обычаям, но, с другой стороны, ощущает себя одновременно и подданным императора. Тем самым родовое чувство национальных меньшинств (народов, не причисляющих себя к ведущей нации) не противоречит государственной идее и поддерживает имперскую нацию. Имперская форма государственного строительства становится и высшей формой самоорганизации нации. Именно поэтому объектом атаки со стороны агентов бюрократии стали империи, разрушение которых породило кровавые конфликты ХХ века, каких не знала предшествующая история.
Нация не есть нечто застывшее. Она постоянно меняющийся и совершенствующийся целостный организм: античная нация связана с городом-государством или империей, состоящей из множества полисов, соединенных в провинции. Средневековая европейская нация охватывает ландшафты, впервые соединяя нацию с пространными территориями и открывая возможность построения политии (по Аристотелю – наилучшая форма правления, сочетающая монархию, аристократию и волю народа), где государственные решения делегируются определенному слою в акте доверия. В более поздних империях (Арабского халифата, Российской, Османской) нация соединяется общностью задач, письменностью и веротерпимостью (при ведущей роли одной из религий). Наконец, современная нация соединяется с государством – унитарным или имперским.