На похороны непонятно откуда съехалось множество людей. Оказалось, бабушка молилась об очень и очень многих, и в наших местах ее почитали как праведницу.
— Слушай, бать, а твой дядя Цыба в церковь не ходил, не помнишь?
— Нет, он не ходил, но веровал по–своему, пост держал, в субботу старался не работать, а вот его сын, тот крестился, даже ездил для этого в Могилев. У нас там в наших местах немало евреев, и замечаю, что многие потихоньку идут в Православие. Уже даже священников встречал. А вообще, бать, я им даже немного завидую.
— Не понял, это кому ты завидуешь, евреям что ли?
— Вот именно, им и завидую. Помнишь, как сказано в Евангелии от Иоанна: «И от полноты Его все мы приняли и благодать на благодать». По Апостолу, бать, мы с тобой дикая ветвь, привитая к единому корню, их Господь отверг ради нашего спасения, чтобы и нам с тобой хватило места за брачным столом (см.: Рим. 11,17–18). А теперь вижу, многие из них приходят в Церковь, видать, время такое пришло во исполнение пророчеств.
Из всей когда–то большой бабушкиной семьи осталась только одна ее дочь — мама нашего отца Виктора. Всю жизнь проработала учительницей и в храм не ходила, но доставшийся от матери образ святой Варвары великомученицы держит на почетном месте над телевизором. Говорит, начала, мол, молиться.
Нет уже и дяди Цыбы, смерть разлучила их, всех похоронили на разных кладбищах: кого на православном, кого — на еврейском. Батюшка приезжает к себе на родину и идет служить на дорогие ему могилки. Сперва отправляется к православным и служит на могилках у бабушки, отца, братьев. Потом — к дяде Цыбе, на еврейское, и служит там.
— Бать, — обращается он ко мне, — ты не осуждаешь меня, что я, православный священник, служу и там и там?
Я ему отвечаю:
— Ты священник, отец Виктор, и твое дело — молиться, в том числе и о своих близких. А война, брат, такая штука, которая людей разной веры и крови, порой независимо от их желания, соединяет в одну семью и делает родными. Как же тебе не помянуть своего еврейского дядю? Молись, бать, я тебя не осуждаю.
Отец Виктор рассказывает мне о том, как уже было отчаялся найти пропавшие документы, а я вот о чем в этот момент подумал. В Москве служат всего чуть больше тысячи православных священников, один из них заезжает помыть машину на одну из бесчисленных автомоек столицы. По рассеянности он оставляет на спинке стула пакет с важными бумагами, а находит его не кто иной, как заехавший следом за батюшкой на ту же самую мойку раввин, число которых в Москве вообще ничтожно мало. Если бы я был математиком, то даже для интереса высчитал бы вероятность такого совпадения.
А может, это и не совпадение, может, по молитвам бабушки и дяди Цыбы и произошло это чудо, когда в таком огромном мегаполисе одного попавшего в большую–большую беду православного батюшку выручил один еврейский раввин?
Священник Ярослав Шипов
Разве мальчик виноват?..
Немолодой московский батюшка в доверительной беседе признался, что до крайности не любит вопрос, которым его время от времени умучивают разные малознакомые люди — не любит, потому что не понимает: о русском национализме и недобром отношении к иноплеменникам.
— У меня, — говорит, — на приходе кого только нет: все народности бывшей державы, а также эфиоп, финляндец и кореянка… У вас кореянки нет?
— Кореянки нет, зато есть англичанин и новозеландка.
— А новозеландка — какого она рода–племени?
— Кто ж ее знает, — говорю, — новозеландского, наверное…
— Да такая существует ли — специальная новозеландская нация?
— Точно сказать не могу, но — имеют право.
— В общем–то да. Однако речь о другом: мы ведь заняты не выяснением национальности, а спасением души, которая по природе своей, как известно, есть христианка… А тут пристают: почему вы к нам плохо относитесь, почему гоните и преследуете…
— Ну, это, наверное, не кореянка.
— Нет, конечно.
— Думаю, что и не эфиоп.
— Разумеется. И вот недавно, когда какой–то клещ впился в меня со своими антирусскими обвинениями, вспомнилась вдруг одна история из моего детства… Даже не история, собственно, а так — две картиночки. И все словно высветилось — ведь этот проклятый вопрос, и видно стало, что он — ложь, и на самом–то деле все не так, все — наоборот!
И батюшка взялся излагать историю — «две картиночки».