Не знаю, насколько впечатлил рассказ окружающих, лицо главного человека квартиры оставалось серьёзным, но глаза смеялись.
В школе Сенька перечислил слова, которые за столом произносить не следует. Я думал, что больше не пригласят, но ошибся. С тех пор иногда обедал у них. Считал ли Григорий Моисеевич помощь по физике и математике полезной для сына или же, познакомившись со мной, решил держать наши приключения под контролем, осталось неясным.
Однажды, Елизавета Львовна оказалась у меня в комнате. Я искал клад, раскапывал захоронение на старом кладбище и проткнул руку ржавым гвоздём. На уроках было не по себе, дома стало совсем плохо, тогда Семён и привёл свою маму вместо доктора. На столе стояла грязная посуда после нашего с папой завтрака, на диванах валялась моя одежда, учебники, пол Галчонок подметала в последний раз дня три назад. Температура была высокой. Как в тумане, помню Елизавету Львовну, обсуждающую что-то с Анной Даниловной, прибытие «скорой». Отец отыскал меня на следующий день в больнице, а Сеня принёс книгу «Приключения Тома Сойера», прислал Григорий Моисеевич.
В восьмом классе мальчишки увлеклись химией, носились с идеей устроить взрыв. Я собрал ингредиенты, смешал их в металлическом портсигаре, который валялся в ящике комода. Считал, что в этом контейнере довезу смесь до пустыря, где собирался поразить друзей потрясающим зрелищем, положил портсигар в нагрудный карман рубашки. Мартын обрадовался, встретив меня на улице, хлопнул по груди, и мы с ним взорвались. У него обгорела кисть руки, а на моей коже на всю жизнь отпечатались серп и молот, выбитые на портсигаре.
В выпускном классе рост у меня был: один метр, девяносто сантиметров.
На математической олимпиаде получил диплом и приглашение поступать без экзаменов в престижный ВУЗ. Церемонию вручения посетил папа, директор школы жал ему руку, поздравлял и благодарил за воспитание.
Сколько ни уговаривал Григорий Моисеевич Сеньку, он не выбился в первые ученики, и я – тоже. Ему скучно было заниматься точными науками, а мне не давались языки.
Наше детство совпало с бурными девяностыми годами. Моя комната была заставлена коробками с парфюмерией, закупал её и сбывал азартно, пренебрегая законами торговли и предупреждениями налоговиков. Поссорился с одним торгашом по поводу качества товара, сначала не расплатился из принципа, потом кончились деньги. Ожидалась разборка с бандитами.
С Машей Манукян мы подолгу стояли в парадной, не в силах оторваться друг от друга, она жаловалась, что отец подыскал ей жениха, сына директора рынка. Покрутившись вокруг торговли, я видел, как «сшибают» «бабки» менты, и понимал, что не в силах буду помешать «слиянию капиталов». С горя попробовал наркотики.
В день рождения Мартына мальчишки нашего двора скинулись на подарок для него – проститутку. Оплату за Сеню внёс я. В больших выпуклых глазах друга отражалась неописуемая благодарность. Пока маленькая азиатка с широкими скулами и тяжёлой чёлкой, наблюдала наш мальчишник, ожидая, когда наступит час отрабатывать аванс, мы веселились от души.
Соседи предложили выкупить нашу комнату за хорошую цену, с Украины должна была вернуться дочь Анны Даниловны с мужем и детьми. Отец объявил, что съезжаемся с Галчонком.
Ни за что не получил бы папа моего согласия, но попросила Анна Даниловна. Отказать ей – означало для меня подвести человека, который ни разу не подвёл меня.
Наступал новый век, новое тысячелетие… Что у меня впереди?
Бандитский «наезд» по поводу неоплаченного товара, разборки с всемогущим отцом Маши из-за дочери, она категорически не хотела выходить замуж по его указке, к тому же он мог инкриминировать мне незаконную торговлю, и, наконец, проживание в общей квартире с отвратительной, будто выстиранной в хлорке, женщиной по имени Галчонок.
Уйти из дома? Погрузиться в криминальную среду? Так поступил Мартын, и погиб, угнав мотоцикл баснословной цены и врезавшись на нём в стену дома. Это была первая в жизни дворовых ребят потеря и, к сожалению, не последняя.
Учитель математики видел меня на математическом факультете университета.
– Толковый ты парень, – произнёс Григорий Моисеевич, – но ещё пять лет учёбы тебе на свободе не продержаться. Нужно поступать в военное училище, причём, не в нашем городе. Армия – не сахар, но другого пути не вижу.
Я сделал так, как посоветовал мне взрослый умный человек, жизненному опыту и мудрости которого доверял.
Никто не понял, куда пропал Вадик, пока перед принятием присяги не пришли письма: отцу – с наилучшими пожеланиями и Маше Манукян – с просьбой поверить, что поступил правильно.