Дорога вела во двор, где всего час назад стояли все триста пятьдесят девять его пленников. Конечно, теперь их стало на одного меньше. К концу дня это число еще больше сократится.
Слева от двора находилась столовая – большое здание, достаточно большое, чтобы вместить более трехсот голодных солдат.
За этим зданием находилась кухня. Шульц провел Ханке через столовую на кухню.
- Здесь готовят всю еду, - сказал Шульц, идя рядом с Ханке. - Каждый солдат получает два сытных обеда в день.
- А чем вы кормите заключенных? - спросил Ханке.
- Им дают бульон, приготовленный из остатков еды.
- И много там остается? - То, как Ханке говорил, подсказало Шульцу, что он, возможно, знает больше, чем говорит.
- Меньше, чем вы думаете, - сказал Шульц. - Мы обычно используем все, кроме костей. Потом мы их кипятим и отдаем пленным.
Ханке одобрительно кивнул.
Двойные двери в задней части кухни были плотно закрыты. Шульц на мгновение остановился.
- Я, конечно, не знаю, что именно вы слышали, но за этими дверями находится мясо. Я не знаю, одобряете ли вы или фюрер то, что мы здесь делаем, но...
- Что ж, вот оно.
Шульц толкнул дверь, и они с Ханке вошли в комнату.
Шульц всегда называл эту комнату "бойня". Вонь в комнате была почти невыносимой. Пол был залит запекшейся кровью. Стены были окрашены в розовый цвет в тех местах, где кровь впиталась в кафель.
Посреди комнаты находилась молодая девушка – одна из заключенных, которая свисала с потолка. Она была голая. Она висела вниз головой, ее лодыжки были связаны вместе и привязаны к балке, которая поддерживала крышу. Она плакала, умоляя отпустить ее. У левой стены стоял стол из нержавеющей стали, заваленный ножами разных размеров. За этим столом стоял Отто, также ласково прозванный как "мясник". Это был крупный мужчина с широкими мускулистыми плечами. Он точил мясницкий тесак.
Мольбы девушки внезапно перешли к Шульцу и Ханке.
- Пожалуйста, - простонала она. - Не делайте этого. Пожалуйста, отпустите меня!
Это привлекло внимание Отто к двум мужчинам, вошедшим в комнату. Он быстро опустил нож и встал по стойке смирно. Шульц и Ханке отсалютовали, прежде чем пройти в комнату.
- Значит, это правда! - Сказал Ханке. - Вы едите своих пленников!
- Да, - сказал Шульц. - Мы обнаружили, что на самом деле это самый эффективный способ избавиться от них.
- Не могу не согласиться! - Взволнованно воскликнул Ханке. Казалось, он был в восторге от процедур, которые ввел в действие Шульц. - Мы все равно истребляем евреев; с таким же успехом мы можем использовать их тела для чего-то потом. Но разве мясо не гнилое на вкус? Думаю, это все равно что съесть крысу.
- Удивительно, но это не так. Еврейское мясо на вкус очень похоже на свинину.
Ханке рассмеялся.
- Ну, я полагаю, они такие же грязные, как свиньи, не так ли?
Шульц и Отто рассмеялись.
- Не хотите ли образец? - спросил Отто. - Я собираюсь вырезать вот это.
Девушка продолжала умолять пощадить ее, извиваясь, пытаясь освободиться от веревок, которые связывали ее руки за спиной.
- Действительно, хотел бы.
- Есть что-то, что вы бы хотели попробовать?
Ханке покачал головой.
- Это будет мой первый раз, когда я ем мясо другого человека, так что, может быть, вы могли бы выбрать кусок для меня?
- Нет проблем. - Отто поднял нож, который точил, и шагнул к девушке.
- Пожалуйста, - сказала девушка. - Пожалуйста, не убивайте меня.
Отто проигнорировал ее. Он приставил лезвие ножа к нижней части ее груди (что было, учитывая, что она висела вниз головой, ближе всего к потолку) и начал резать, разрезая взад и вперед и отрывая ее грудь от тела.
Девушка закричала, когда из большой раны, которую открыл Отто, потекла кровь. Кровь текла по ее телу, стекала по шее и лицу, запутывалась в волосах.
- Вы не убиваете их перед этим? - спросил Ханке.
- Нет, - сказал Шульц. - Мы обнаружили, что мясо имеет тенденцию быть более нежным, если удалить его из тела, пока они еще живы. Кровь, текущая в мясо, делает его более свежим на вкус.
Ханке понимающе кивнул.
Девушка продолжала кричать.
Отто продолжал отрезать девушке грудь. Белая жировая ткань внутри оторвалась длинными волнистыми нитями, но Отто с легкостью рассек ее заостренным лезвием. Довольно скоро вся ее грудь была удалена, оставив только зияющую рану на груди, где виднелись ободранные, окровавленные мышцы и даже часть грудной клетки.
Теперь девушка перестала кричать. Она плакала, ее рыдания были заглушены кровью, которая сочилась ей в рот и наполняла ноздри, душа ее.