— Отдай назад певцу.
— Не возьмет. Я его знаю.
— Вот что, сестра: ступай к господину и попроси его совета. Кай-Сервилий все знает: каждую звездочку как зовут, знает; и цветы все по названиям и свойствам знает; и всякие целебные травы, мази и наговоры знает; все знает лучше дедушки-колдуна. Ты покажи ему это ожерелье и спроси, как тебе поступить.
— Батюшка запретил мне ходить в господский дом.
— А ты поди туда тайком, когда мы завтра пойдем коров доить… я, так и быть, одна всех четырех без тебя подою.
— Хорошо.
— Я всю ночь не усну, Амарилла!.. счастливица!.. мне все будет думаться об этом ожерелье… если б Аврелий меня полюбил… ах!.. вытерпела бы я все побои за такие дары!.. прощай тогда Никифор со всеми платками и поцелуями!.. и глядеть-то я на него не стала бы!
Амарилла уже давно спала крепким сном, а ее подруга все еще продолжала высказывать вслух свои мечты, не смыкая глаз почти до самой зари.
— Амарилла!.. милая!.. как давно ты не была у нас! — вскричала Аврелия, поцеловав свою любимицу.
— Хозяин не пускает ни меня, ни Гиацинту к вам, — застенчиво ответила рыбачка, — он говорит, что мы тут балуемся. Я и сегодня пришла украдкой на минутку.
— Против воли господина, дитя мое, ничего нельзя делать, — сказал Сервилий, — твой господин не прав относительно тебя, потому что не берет выкупа, но он господин… ему надо повиноваться. Я его уговаривал, даже ссорился с ним из-за вас, но не могу же я насильно отнять у него вас. Угождай ему, милая.
— Господин, — сказала Амарилла, теребя свое платье в сильном смущении, — со мной случилось…
— Несчастие! — вскричала Аврелия.
— Нет, госпожа… тут певец напроказил… виноват и твой племянник; он прислал мне через певца подарок, а я не хочу его брать. Назад его не возьмут… добрые господа, посоветуйте мне, что делать!
Рассказавши подробно все, что случилось, Амарилла подала ожерелье. Внимательно осмотрев его, Сервилий подал жене.
— Тебе знакома эта вещь? — спросил он.
— Странно, что это попало к Публию! — заметила она.
— Верно, Семпроний это продал.
— Не может быть! он до сих пор тоскует о дочери и не продает ни за какую цену ее вещей. Мне нравился ее туалетный ларчик пренестинской работы; он не продал и не подарил даже таких пустяков.
— Верно, певец украл это. Я видел на Росции ожерелье Люциллы; она сказала, что это ей подарено одним из ее поклонников. Крадет этот актер у старика!.. ясное дело, крадет!.. у Публия таких вещей не может оказаться, потому что отец не балует его деньгами. Он, может быть, упросил этого негодяя достать ему что-нибудь для подарка, а сицилиец стащил первое, что попалось, у господина. Жаль, что этим пройдохам нельзя запретить болтаться по деревням!.. я раз навсегда приказал моим людям гнать этот народ от моего дома; они к нам не показываются; у Барилла же — другое дело; рыбаки жить не могут без разных колдунов да гистрионов; в кривляньях этих плутов все их развлечение.
Амарилла, дай мне это, дитя мое. Я должен возвратить вещь ее обладателю.
— Аврелию?
— Нет, дитя, — Семпронию; это его вещь.
— Этот певец постоянно делает у нас смуту, господин; хозяин его терпеть не может, гонит…
— Зачем вы его к себе пускаете?
— Матушка пускает.
— Осталась твоя матушка, дитя мое, и сорока лет такой же, как была семнадцати!.. бедный Барилл!
— Батюшка-хозяин много раз хотел прибить певца, а матушка и сестры и работники — все за него; не дают его бить, хохочут.
— А ты, Амарилла? — спросила Аврелия.
— Мне грустно, госпожа, видеть, как хозяин бьет бедную матушку и за певца, и за меня, и за Гиацинту… за всех он бьет ее… а матушка хохочет и сама дерется… Как у вас хорошо, господа, тихо!.. у нас постоянный шум… прощайте!
Амарилла грациозно пошла вверх по тропинке через пригорок.
— Сзади она не похожа на Рубеллию, — заметил Сервилий, — ее стан горделиво выпрямляется, когда она так идет по горам; в ней заметна твердость характера и величественность. Когда я на нее гляжу сзади, то не могу припомнить, на какую статую она похожа. Точно Росция в роли Медеи или Антигоны… точно весталка у огня богини… жаль отдать ее за рыбака!
— Ее положение напоминает мне мою молодость, друг мой. Она страдает от прихоти Барилла под защитою Катуальды, как я, пока не скончалась матушка. Но Амарилле легче, нежели было мне: у нее есть подруга, любящая ее, как сестра, мы ее любим, да и Катуальда не стара, не умрет скоро. Милая Амарилла!.. как жаль, что ее нам не отдали в дочери!.. как любила бы я ее тогда!.. я люблю наших сыновей, но мальчики не заменят женщине дочь.
— Дорого давал Семпроний Бариллу за нее, да упрямец не взял. Если он скажет, — не хочу, — ничего с ним не сделаешь.
— Ничего не сделаешь, если и Катуальда это скажет. Эта чета живет не по-нашему. Там точно скалы Симплегадские, — то сшибутся, то разойдутся!.. чуть не каждый день ссора.
Сервилий-Нобильор поехал на виллу Пальмата к Семпронию.
— Старый друг! — ласково встретил его бывший претор, лежавший на мягком ложе на террасе. У ног его на скамеечке сидел Электрон с золотой лирой Люциллы в руках и лениво перебирал струны, болтая без умолку со своим патроном.
Черный, длиннокудрый парик певца был так искусно сделан, что многие считали его за природные волосы.
Певец был одет в длинную домашнюю тунику греческого покроя из ярко-желтой шелковой материи с синими узорами. Ноги его нежились в мягких туфлях, похожих на женские; обнаженные по локоть руки были украшены браслетами и кольцами.
Старик встал, поцеловался с гостем и усадил его рядом с собой.
— Дорогой друг-сосед, — сказал Сервилий после обычных расспросов о здоровье, — я приехал сегодня по важному делу. Вели клиенту удалиться.
— У меня нет от него тайн, — возразил Семпроний.
— Кроме этой.
— Уйди, дитя мое!
Певец вышел, состроив гостю издали гримасу.
— Не пропало ли у тебя, друг, что-нибудь из драгоценностей? — спросил Сервилий.
— Нет.
— Наверно?
— Я не заметил пропажи. У меня в доме нет воров; нет и плутов вроде твоего Рамеса.
Сервилий вынул привезенное ожерелье и рассказал его историю.
Семпроний расхохотался.
— Чему ты смеешься, друг? — спросил Сервилий.
— Забавник утащил, да концов не спрятал!
— И тебе это ничего?!.. ведь это ожерелье покойной Люциллы!
— А что за беда!.. певец хотел это подарить девочке, которую и я люблю. Стоит ли делать шум из таких пустяков!
— Он тебя совсем обворует!
— Пусть!
— Если он любит Амариллу, то посватай их, друг, если только он не отец ее; певец пригоднее для Амариллы, чем сенатор.
— Амариллу отдать за певца!.. ха, ха, ха!
— Отчего же нельзя?
— Ха, ха, ха!.. за певца ее отдать!
— Не за Публия же!
— Отчего же не за него?
— Этого нельзя.
— Скажу слово, — и будет можно. Ты сам хотел в молодые годы жениться на актрисе… забыл ты твое увлечение!.. эх, друг милый!.. не тебе осуждать племянника!
— Квинт-Аврелий несчастнейший человек; всю жизнь он страдал от злодейки-жены и страха за нравственность сына. От такого горя он с ума сойдет!
— Не сойдет; не бойся!.. я сам дал ожерелье певцу. Публий любит Амариллу.
— Не равняй меня с ним, Семпроний!.. я был сиротой, когда любил Росцию, а у Публия есть родитель.
— Помирится.
— Ах, какие интриги!.. этот певец совсем одурачил и тебя и Публия; смущает он и бедную девушку. Ради общего спокойствия, прогнал бы ты его, друг!.. мало ли есть у тебя других певцов и болтунов!
— Не твое это дело, друг.
— Даю тебе добрый совет.
— А я тебе даю мой добрый совет, — не тронь моего клиента.
— Если он мешает спокойствию моих клиентов, я обязан их защитить. Барилл и Катуальда ежедневно ссорятся, благодаря интригам твоего Электрона.
— Когда-нибудь помирятся.
— Но ты ведь не станешь из-за него ссориться со мной?
— Из-за Амариллы готов. Певец нашел ей хорошего жениха; узнал, что она и Публий нравятся друг другу; какое нам дело до рыбака!