— Врешь, жена! оскорбление нанес мне рыжий колдун!.. я в него запущу моей палкой.
— Семпроний, — сказал художник, — они меня прибьют.
— До чего доходит дерзость твоих клиентов! — сказал Сервилий, — они даже называют тебя по имени, как равного.
— Колдовали и клад нашли, — усмехнулся Семпроний, — а колдовал ли ты, колдун, когда-нибудь о том, кто отец Амариллы?
— Нет, нет… мне нет дела ни до рыбаков, ни до их дочерей и работниц… оставьте меня в покое!
— Не твоя ли она дочь, Нарцисс? — спросил певец, — сердце твое об этом не колдовало?
— Оставьте! оставьте!.. ты говорил, друг, что Амарилла твоя дочь и Лиды.
— Моей жены! — вскричал Рамес, стоявший за креслом Сервилия, — вовсе нет.
— Негодяй! — вскричал Барилл, — как ты смеешь сеять раздор в семье моего друга!
— Друг, он меня прибьет! — взмолился художник, спрятавшись за певца.
— Ты, театральный кривляка, привел этого колдуна к нам, — продолжал полутрезвый рыбак, — нам от вас житья нет. Ты целуешь мою жену.
— Захочу — поцелую, — ответил певец с невозмутимым хладнокровием и поцеловал Катуальду.
— Вот же тебе мой поцелуй! — вскричал Барилл и с размаху ударил изо всей силы кулаком.
Певец присел и увернулся; удар, назначенный его голове, попал в часы. Огромная стеклянная клепсидра упала с пьедестала и разбилась вдребезги.
— Браво, хозяин! — закричали рыбаки, захохотавши.
— Браво, певец! — подхватили другие.
— Защитите! — взмолился Барилл, обращаясь к друзьям.
Пьяная толпа начала драться со слугами Семпрония и между собой. Одни стояли за певца, другие за рыбака, а в сущности рады были случаю поработать кулаками.
Аврелия кинулась к своему мужу, повисла на его шее, говоря: — Милый Сервилий!.. что ж это такое?!.. я боюсь, боюсь!.. они и нас прибьют.
Они обнялись и оба заплакали.
— Милый певец! — вскричал художник, обняв своего друга, — уведи меня!.. они и нас прибьют.
Мало-помалу водворилась тишина, благодаря вмешательству всеми любимого Кая-Сервилия.
— Рыбак, ты разбил мои лучшие часы, — грозно сказал Семпроний, — я взыщу с тебя за убыток сто тысяч сестерций (5000 руб.)
— А где я возьму столько денег, господин? — ответил Барилл.
— Не хвастайся покровительством твоего патрона!.. в справедливом деле Сервилий не защитит.
— Эх, Барилл!.. что ты сделал! — воскликнул Сервилий с упреком.
— Убыток при свидетелях, — сказал Семпроний.
— А у меня, господин, есть свидетели, что ты подстрекнул твоего внука похитить мою работницу. Я суда не боюсь. Часы твои — пустяки, а похищение — уголовное дело.
— Я — твой защитник, — сказал Сервилий рыбаку.
— И я, — прибавил Квинт-Аврелий.
— И я, — густым басом проревел толстый богач Аристоник.
— И я, — пропищал Вариний, высовываясь своей лысой головой, — я свидетель.
— Мы все свидетели! — закричали поселяне, — браво, Барилл!.. судиться!.. судиться!
— Не судитесь со мной! — сказал Семпроний, — мой внук похитил девушку, на которую рыбак не имел прав. Я уговаривал его продать мне Амариллу, чтоб она сделалась моей внучкой; он не захотел, потому что ненавидит певца, считая его отцом Амариллы.
— В тюрьму пойду за твои часы, а Амариллу не отдам в угоду певцу, — возразил рыбак.
— Электрон не отец Амариллы, — сказал Семпроний.
— Кто же? рыжий колдун ее отец? — спросил рыбак.
— Нет, нет, не я! — вскричал художник, отмахиваясь руками, — певец уверял, что она его дочь и Лиды.
В толпе поднялся новый спор, грозивший перейти в драку. Одни из поселян и рыбаков утверждали, что безродная сирота — дочь рыжего колдуна; другие — певца и Лиды, изменившей мужу.
— Чары Мертвой Головы! — силился перекричать всех Вариний, — ясное дело: это чары Мертвой Головы.
— Если есть человек, имеющий права на воспитанницу моей жены и докажет это, — берите Амариллу без выкупа за разбитые часы, — сказал Барилл.
— Хозяин! батюшка! — вскричала Амарилла, бросаясь к ногам рыбака, — я чтила тебя, как родителя; не отдавай меня за знатного господина! я не пойду замуж против твоей воли.
— Ты не моя дочь, — вскричал Барилл, отталкивая девушку, — мне нет дела до тебя.
— Певец, если ты мой родитель…
— Я не отец тебе, — был ответ.
— Дедушка-колдун! неужели я твоя дочь?
— Оставьте, оставьте меня в покое, не приплетайте к вашим дрязгам! — вскричал художник, отвернувшись, — мне жаль тебя, Амарилла, но ты не моя дочь.
— Матушка! — обратилась рыбачка к Катуальде.
— Я не мать тебе, дитя мое; у тебя есть другая мать.
— Лида!.. неужели ты моя мать?
— Нет, — возразила жена Рамеса.
Амарилла заплакала и бросилась к ногам Семпрония.
— Добрый господин, — сказала она, рыдая, — когда я была ребенком, ты милостиво позволил мне звать тебя дедом и любил меня. Все меня любили, как бедную, безродную сироту. Почему же вышла такая перемена? все меня отталкивают; все от меня отрекаются. Ты молчишь; Кай-Сервилий тоже молчит. Кто защитит меня, несчастную? Не на радость мне сватовство Аврелия; он тоже молчит и не хочет защитить меня. Зачем вы меня завезли сюда? зачем всех из-за меня перессорили? даже хозяин от меня отрекся. Я никому не мила и не нужна. Я в море кинусь.
— Вышла одна насмешка да смута, — сказала Гиацинта, — я говорила тебе, сестра, что певец только сделает кутерьму.
— Ты зовешь меня сестрой! — вскричала Амарилла и бросилась в объятья подруги.
Обе они заплакали.
Все бранились или плакали.
— Слушайте, что я скажу, — проговорил Семпроний; его голос, подобный военной команде, заставил всех вздрогнуть и замолчать, — Амарилла, дитя любви и горя, не может быть рабыней рыбака. Она моя внучка, дочь сенатора Квинкция-Фламиния и его жены, моей дочери Люциллы.
— А-а-а! — раздалось по зале; больше никто ничего не сказал.
— Мщенье совершилось! — продолжал старик, — Аврелия ненавидела мою дочь, но Амариллу любит. Дочь Люциллы она любима, как свое дитя.
— Дочь Люциллы! — с ужасом произнесла Аврелия.
— Неужели ты ее станешь теперь ненавидеть? — спросил Семпроний.
— Нет, нет, я ее люблю.
— Ты любишь, госпожа, и сына Аминандра, — прибавила Катуальда, — он друг твоих детей.
— Никифор — сын Аминандра?! — вскричала Аврелия.
— Его прежнее имя — Леонид, — ответила Катуальда.
— Мой невольник! — вскричал Вариний.
— Он даст тебе выкуп, если ты хочешь, — ответила Катуальда, — потому что колдун…
— Не надо мне волшебных денег из клада! — возразил суеверный старик.
— Кроме этого клада, — сказал певец, — у его отца есть деньги, заработанные не волшебством и не разбоем, а службой правительству против заговорщиков.
— Против Мертвой Головы!.. не надо мне ничего, что имеет отношение к чародею! — воскликнул Вариний.
— А где его отец? — спросил Квинт-Аврелий, — где Аминандр? я взял бы его в оруженосцы к моему сыну вместо негодного певца.
— Я здесь, — раздался голос бывшего гладиатора.
Аминандр пришел из другой комнаты.
— Мой сын, воспитанный в семье рыбака, не годится в воины; он будет купцом, — сказал он, — Барилл, отдашь ли ты твою дочь за сына твоего учителя?
— Поговорим об этом после, когда я просплюсь, — ответил рыбак, — я не так пьян от вина, как от бестолковщины.
— А ты, Квинт-Аврелий, позволишь сыну взять за себя мою внучку? — спросил Семпроний.
— Где доказательства? — возразил гордец.
— Вот они.
Квинт-Аврелий, Фабий и Сервилий рассмотрели, не торопясь, документы Амариллы.
— Опять ты наплутовала! — погрозив пальцем, сказал Сервилий Катуальде, — вся твоя жизнь — плутни!.. я и Аврелия любили Амариллу, как дочь…
— Если б вы знали, чья она, вы стали бы ее ненавидеть, — ответила Катуальда, — вспомните же мою просьбу в награду за сохранение приданого Аврелии от разбойников. Чего я вместо денег просила? — я просила вас простить Фламиния и Люциллу, и вы их тогда простили. Кай-Сервилий, назовешь ли ты их теперь друзьями?