Раненых содержали в лазарете, где кроме французов почти никого не было, только несколько женщин с больными детьми. Лежа на кровати, адмирал с удивлением наблюдал за действиями персонала. Операция по удалению трех осколков прошла безболезненно – прижали к носу и рту мокрую тряпку и на чистейшем французском попросили глубоко дышать. Сознание куда-то провалилось, и очнулся он в этой комнате, которая носит название «палата номер шесть». Его шикарный костюм отсутствовал, вместо него на теле только какие-то непонятные короткие штанишки. Раны перевязаны странной белой тканью, остро пахнет незнакомыми веществами. Командует здесь женщина, которая, оказывается, еще и губернатор этого города. Она, как все в лечебнице, ходит в белом халате с чепчиком на голове. Никаких кровопусканий не делают, иногда протыкают кожу на «почетном месте» и вводят какую-то жидкость. Первые несколько дней его рука была привязана, и в вену вводили сначала явно кровь, а затем прозрачную жидкость, от которой по телу расплывалось тепло. Через семь дней та же женщина, ее зовут Анастасия Гавриловна, на перевязке удалила нитки, которыми была зашита одна из больших ран. Удовлетворенно кивнув, она что-то сказала второй женщине и добавила по-французски:
– Воспаление удалось остановить, вы идете на поправку.
Через две недели граф начал ходить и ругаться, что приходится носить какой-то халат, в каких ходят все. Быть наравне с остальными ему не нравилось. Дежурная сестра пояснила ему, что до выписки из лазарета он не имеет права носить собственную и не стерилизованную одежду.
– И не забывайте, что вы – военнопленный, – напомнила она графу и глазами показала на часового, стоящего у выхода. Граф понял, что что-либо доказывать не имеет смысла.
Девушка говорила с сильным фламандским акцентом.
– Вы из Фландрии?
– Нет, я из Князево, но французский там в школе учила.
– Князево? Где это?
– В Водьской пятине, это удел князя Святослава Первого Выборгского. Мы – князевы люди. И Настасья Гавриловна тоже родилась в Князево и жила у князя в доме.
– Она – дочь князя?
– Нет, но ее выбрали помогать княгине, так и осталась жить с ними, потом они в Выборг переехали, и она с ними. Она и ее муж – старшие в городе. Настасья Гавриловна – губернатор, а Федор Тимофеевич – начальник гарнизона и комендант крепости Нововыборг.
«Крепости! Вот оно что! А сделано так, что ее и не видно! – подумал адмирал. – А мы даже разведку толком не провели. Послали один отряд, который не вернулся, и начали маневры… Как же они так это сделали? И так быстро! Год, даже чуть меньше года назад стало известно, что русские высадились здесь, и уже крепость».
На следующий день его выписали из лазарета и поселили отдельно от остальных, затем вызвали на допрос, или лучше сказать – переговоры. Вело их три человека: сама губернатор, ее муж и начальник контрразведки крепости капитан Головачев. Адмирал ответил почти на все вопросы, но начинать переговоры отказался, ссылаясь на то обстоятельство, что среди пленных он видел епископа Кольбера – официального представителя премьер-министра Франции кардинала Мазарини. Тот имеет или имел соответствующие бумаги на проведение такого рода переговоров с представителями иных государств. Пришлось вызвать пастора из лагеря, а заодно пригласили и Сухое Ухо и двух человек из «старых акадцев» – первопоселенцев, сыновей и внуков прибывших сюда первых французов. Они себя подданными короля Франции давно не считали, и их жутко раздражало вдруг появившееся внимание к этим местам со стороны кардинала Ришелье и короля Франции. С нашим появлением на острове акадцы связывали надежду избавиться от налогов со стороны Франции. Узнав о том, что здесь налоги ниже и нет церковного давления и десятины, эти, в общем, атеисты или язычники сами потянулись сюда. Кто на заработки, кто насовсем.
Моя политика на переговорах строилась именно на противоречиях между продекларированной вначале свободой и равенством и тем рабством и унижением, которым подверглось местное население теперь, вместе с попыткой старых властей перенести сюда все то, от чего уехали люди.
Пастор сразу же завопил о церкви, которую необходимо построить для пленных.
– А мы тебя сюда звали? – грубовато спросил Федор. – Сейчас отведу в сторонку, и пойдешь беседовать с богом без всякой церкви. У себя дома будешь командовать, что там строить, а что нет. Не лезь в чужой монастырь со своим уставом. Иначе закую в кандалы и на карьер до конца твоей поганой жизни отправлю.